Ложная слепота - Питер Уоттс Страница 17

— Самореплицирующиеся фон-нейманы, р-селекция, [27]— наглядные пособия плясали на столе. — Семена всплывают и прорастают шумовками, шумовки собирают сырье в аккреционном поясе. Орбиты плывут немного; пояс еще не устоялся.

— Незаметно, чтобы это стадо размножалось, — заметил Шпиндель. — Никаких следов фабрики по их производству?

Сарасти покачал головой.

— Может, она разбирается. Идет на материалы. Или стадо прекращает размножение, достигнув определенной численности.

— Это всего лишь бульдозеры, — напомнила Бейтс. — Будут и жильцы.

— И немало, да? — добавил Шпиндель. — Мы тут, если чего, и пикнуть не успеем.

— Но они могут еще сотни лет не показываться, — вставила ноту скепсиса Джеймс.

Сарасти пощелкал языком.

— По-вашему получается, именно эти устройства строят светлячков? Объект Бернса-Колфилда?

Вопрос был риторический. Шпиндель все равно ответил.

— Не представляю, как.

— Значит, этим занимается кто-то другой. И он уже здесь.

Все помолчали немного. Графы Джеймс плыли и тасовались в тишине; когда она снова открыла рот, на поверхность сознания загадочным образом всплыла ее более молодая ипостась.

— Если они решили устроиться в таком месте, их среда обитания совершенно не походит на нашу. Это обнадеживает.

Мишель. Синестет.

— Белки, — глаза Сарасти скрывались за непрозрачным визором. — Биохимическая совместимость. Они могут нами питаться.

— Кем бы ни были эти существа, они даже не нуждаются в солнечном свете. Нет соперничества за территории, нет соперничества за ресурсы, нет основы для конфликта. Нет никакой причины, по которой мы не смогли бы превосходно договориться.

— С другой стороны, — заметил Шпиндель, — технология предполагает агрессию.

Мишель легонько фыркнула.

— Если верить хунте историков-теоретиков, которые никогда в жизни не встречали инопланетянина, то да. Может, сейчас нам удастся посадить их в лужу, — и в следующий миг она пропала, ее проявления смело, как листья ветром, и место ее заняла Сьюзен Джеймс со словами: — Почему бы нам просто не спросить у них?

— Спросить? — повторила за ней Бейтс.

— Там внизу четыреста тысяч роботов. Откуда мы знаем, что они не умеют разговаривать?

— Мы бы услышали, — объяснил Шпиндель. — Это беспилотники.

— Пингануть можно. По крайней мере, особого вреда от этого не будет. Уверенности ради.

— Даже если они разумны, нет никакого повода ожидать от них ответа. Язык и интеллект не так четко коррелируют даже на Зе…

Джеймс закатила глаза.

— Ну почему не попробовать, по крайней-то мере?! Мы сюда ради этого явились. Во всяком случае, я. Дать этот чертов сигнал, и все.

После недолгой паузы эстафету подхватила Бейтс.

— Сюз, с точки зрения теории игр затея скверная.

— С точки зрения теории игр, — в устах Джеймс это прозвучало ругательством.

— Лучшая стратегия — зуб за зуб. Они пингуют нас — мы пингуем в ответ. Сейчас мяч на их стороне поля; если мы отправим еще один сигнал, то можем выдать слишком много.

— Я знаю правила, Аманда. По ним выходит, что, если другая сторона не возьмет инициативу на себя, мы будем игнорировать друг друга до конца миссии, потому что теория игр запрещает унижаться.

— Это правило применимо, только когда имеешь дело с неизвестным игроком, — объяснила майор. — Чем больше мы узнаем, тем больше у нас появится вариантов.

Джеймс вздохнула.

— Просто… вы все отчего-то предполагаете, что они враждебны. Словно достаточно будет одного радиообращения, чтобы они набросились на нас.

Бейтс пожала плечами.

— Осторожность кажется уместной. Пускай я вояка, но не рвусь наступать на мозоли ребятам, которые скачут от звезды к звезде и терраформируют коричневые карлики. Никому здесь не надо напоминать, что «Тезей» — не боевой корабль.

Она сказала «никому», а имела в виду — Сарасти. А тот, сосредоточившись на своих целях, не ответил. По крайней мере, вслух; но его профили изъяснялись другим, неслышным языком.

«Пока нет», — говорили они.

* * *

Бейтс, кстати, была права. Официально «Тезей» проектировался для разведки, а не для боя. Без сомнения, наши хозяева предпочли бы нагрузить его ионными пушками и ядерными бомбами наряду с научным оборудованием, но даже теленигилянионный топливопровод не мог нарушить третьего закона Ньютона. Вооруженный прототип пришлось бы разрабатывать слишком долго; груженный тяжелой артиллерией, более массивный, он бы гораздо дольше разгонялся. Время важнее оружия, решили наши господа. Если будет время, фабрикаторы в случае нужды могут построить почти все, что нам нужно. Чтобы с нуля воссоздать ионное орудие, времени уйдет немало, и сырье нам, возможно, придется добывать на астероиде поблизости, но мы бы справились. Если наши противники согласятся обождать честной игры ради.

Но каковы шансы, что даже лучшее наше оружие окажется эффективным против интеллекта, сотворившего Огнепад? Если неведомые создатели светлячков враждебны, то нам конец, как ни старайся. Пришельцы технологически развиты — и были те, кто заверял, что это по определению делает их враждебными. Технология, говорили они, подразумевают агрессию.

Тут, пожалуй, требуется объяснение, хотя сейчас оно к делу вовсе не относится. После стольких лет не мудрено и забыть, с чего все начиналось.

Жили-были три племени. Оптимисты, чьими святыми покровителями были Саган и Дрейк, верили во вселенную, кишащую благодушными аборигенами, в духовное братство, которое выше и просвещённее нас, в великое галактическое содружество, куда когда-нибудь взойдем и мы. Без сомнения, говорили Оптимисты, космические перелеты предполагают миролюбие, ибо требуют контроля над разрушительными силами. Любая раса, неспособная подняться над собственными скотскими инстинктами, самоуничтожится задолго до того, как ей под силу будет преодолеть межзвездные бездны.

Напротив Оптимистов поселились Пессимисты, преклонявшие колена пред идолищем святаго Ферми и сворою малых присных его. Пессимистам мнилась безлюдная вселенная, полная мертвых скал и прокариотических соплей. Шансы слишком малы, настаивали они. Слишком много блудных планет, слишком много радиации, слишком велик эксцентриситет слишком многих орбит. То, что существует хотя бы одна Земля, суть исключительное чудо; надеяться на множество их — значит оставить рассудок и предаться шаманскому безумию. В конце концов, вселенной четырнадцать миллиардов лет: если бы в галактике зародился не один разум, разве его представители не были бы уже рядом с нами?