Ложная слепота - Питер Уоттс Страница 16

Бен колыхнулся, и все повторилось снова.

— Метеориты? — сухо съязвила Бейтс. Никакого понятия о масштабе картинка не давала.

Эта штука могла быть величиной с муху, а могла — с астероид.

— Размер? — прошептал я за полсекунды до того, как ответ появился в моих накладках: четыреста метров вдоль большой оси.

Мы снова смотрели на Большой Бен с безопасного отдаления: темный, мутный диск в носовом видоискателе «Тезея». Но я помнил крупный план: держава, искрящаяся черносерыми огнями, лик израненный и рябой, бесконечно истерзанный, безостановочно исцеляющийся.

Этих штуковин там были тысячи.

«Тезей» содрогнулся по всей длине. То был всего лишь удар тормозного импульса. Но на секунду мне представилось, что я понимаю, каково ему.

Мы продвигались вперед, срезая риски.

Девяностовосьмисекундным импульсом «Тезей» оторвался от сосца, выходя на широкую дугу, которая при небольшом усилии могла превратиться в замкнутую орбиту — или в спешный облет по гиперболе, если местность окажется слишком уж недружелюбной. Незримый луч «Икара» уплывал в направлении штирборта, расточая неистощимый поток энергии в пустоту. Наш молекулярно-тонкий зонтик размером с город свернулся и сам себя упаковал до той поры, когда кораблю снова потребуется корм. Запасы антиматерии тут же начали таять; только теперь мы были живы и могли это наблюдать. Потери были незначительны, но что-то тревожное сквозило в отрицательных числах на дисплее.

Мы могли остаться на помочах, подвесить буек в телепортационном луче, чтобы ретранслировать энергию к нам в гравитационный колодец. Сьюзен Джеймс поинтересовалась, почему бы нет.

— Слишком рискованно, — ответил Сарасти, но уточнять не стал.

Шпиндель склонился к Джеймс.

— Ну, зачем подставлять им лишнюю мишень, а?

Но мы слали вперед зонд за зондом, сплевывали с натугой, поспешно, не давая им горючего ни на что, кроме торопливого пролета и самоуничтожения. Разведчики не сводили глаз с кружившихся над Большим Беном аппаратов. «Тезей» издалека рассматривал их собственными немигающими острыми очами. Но если эти ныряльщики и ведали о нашем присутствии, то игнорировали его напрочь. Мы следили за ними с дистанции подлета, наблюдали, как они петляют и пикируют по миллионам парабол, под миллионом разных углов. Они никогда не сталкивались — ни друг с другом, ни с каменной лавиной, рокочущей по экватору Бена. На каждом перигее окунались в атмосферу; там вспыхивали и тормозились и на ракетной тяге вылетали обратно в космос, сияя остаточным жаром на воздухозаборниках.

Бейтс выхватила кадр из КонСенсуса, отчеркнула главное на переднем конце объекта, вынесла приговор:

— ГПВРД. [25]

Меньше чем за два дня мы насчитали больше четырехсот тысяч аппаратов. Это, судя по всему, была их основная часть; затем частота появлений новых объектов сошла на нет, а общее количество приблизилось к некой асимптоте. Большая часть обращалась по короткопериодическим орбитам, но Сарасти предположил плотность распределения, по которой самые далекие почти достигали Плутона. Мы могли бы болтаться в окрестностях годами и все же временами сталкиваться со свежими брюхоглотами, вернувшимися из затяжной командировки в бездну.

— Самые быстрые на крутом повороте держат за полсотни «же», — обратил внимание Шпиндель. — Мясу такого не сдюжить. Беспилотники.

— Мясо можно укрепить, — заметил Сарасти.

— Если в нем столько арматуры, можно уже не заниматься казуистикой и честно назвать его техникой.

Морфометрические показатели были абсолютно идентичны. Четыреста тысяч ныряльщиков, и все одинаковые. Если в этом стаде и заправлял свой альфа-самец, на вид его было не отличить.

Как-то ночью — в том смысле, в каком на борту была ночь — я вышел к наблюдательному блистеру на слабый вой терзаемой электроники. Оказалось, Шпиндель наблюдает за шумовками. Он затворил броневые створки, скрыв звезды, и на их месте построил маленькую аналитическую берлогу. По внутренней поверхности свода рассыпались графики и окошки, словно не вмещаясь в виртуальном пространстве под черепом Шпинделя.

Тактические диаграммы освещали его со всех сторон, превращая тело в яркий витраж мерцающих татуировок. Человек в картинках.

— Заглянуть можно? — спросил я.

Он хмыкнул: мол, да, но не настаивай особо. В пузыре шипел и булькал проливной дождь, заглушаемый привлекшим меня визгом.

— Что это?

— Магнитосфера Бена, — он не оглянулся. — Здорово, а?

Синтеты на работе мнения не имеют; это сводит к минимуму влияние наблюдателя. В тот раз я позволил себе маленькую слабость.

— Помехи хорошо шумят. А без скрипа можно было обойтись.

— Шутишь? Это же музыка сфер, комиссар. Прекрасно. Как старый джаз.

— Джаза я тоже никогда не понимал.

Шпиндель пожал плечами и убил верхние частоты, позволив дождю шуметь вокруг нас. Его подергивающийся от тика глаз задержался на замысловатой диаграмме.

— Хочешь ударную тему для своих заметок?

— Конечно.

— Лови.

Он ткнул пальцем, и свет блеснул на сенсорной перчатке радугой, словно на крыле стрекозы: спектр поглощения, раз за разом выводимый на дисплей. Яркие пики вскидывались и опадали, вскидывались и опадали с пятнаднатисекундным интервалом.

Титр не подсказывал мне ничего, кроме длин волн в ангстремах.

— Что это?

— Ныряльщики газы пускают. Эти сволочи сбрасывают в атмосферу сложную органику.

— Насколько сложную?

— Пока трудно сказать. Следы слабые и рассеиваются в два счета. Но как минимум сахара и аминокислоты. Может, белки. Может, еще сложнее.

— Может, жизнь? Микробы? Инопланетный проект терраформирования…

— Смотря как определять жизнь, — заметил Шпиндель. — Там даже дейнококк [26]долго не продержится. Но атмосфера — она большая. Если ребята перерабатывают ее прямым методом… надеюсь, они не очень торопятся.

А если торопятся, работа пошла бы намного быстрее, если использовать саморазмножающуюся затравку.

— На мой взгляд, смахивает на жизнь.

— Больше похоже на распыление удобрений. Засранцы превращают всю долбаную планету в рисовый чек больше Юпитера размером, — он жутковато ухмыльнулся. — У кого-то ба а-а-альшой аппетит, а? Начинаешь подумывать, а не взяли ли уже нас числом.

* * *

На следующем собрании информация, добытая Шпинделем, заняла центральное место. Черту подвел упырь.