Тринадцатый этаж - Даниэль Галуйе Страница 16

— Я такого даже не видела.

Она не только заметила тот рисунок, но я, стоя у нее за спиной, ясно видел, как она рассматривала его какое-то время.

Тогда я решил выложить ей самое шокирующее заявление, чтобы посмотреть, какой эффект это вызовет.

— Джинкс, все, что я стараюсь выяснить, — это действительно ли твой отец погиб в результате несчастного случая.

Она открыла рот и сделала шаг назад:

— Ах, Дуг, ты это серьезно? Ты хочешь сказать, что кто-то мог… убить его?

— В общем, да. Кроме того, я подумал, что в его записях можно найти нечто такое, что могло бы указать — кто и для чего.

— Но ведь это никому не было нужно! — Несколько секунд она помолчала. — И если ты прав, то, возможно, ты сам в опасности! Ах, Дуг, тебе лучше забыть обо всем этом!

— Разве ты не хочешь, чтобы виновного отыскали?

— Не знаю. — Джинкс замялась. — Мне страшно. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Я с интересом заметил, что она не сказала ни слова о том, чтобы обратиться в полицию.

— Почему ты думаешь, что со мной может что-то произойти?

— Я… О, Дуг. Я не знаю, что и думать, и я боюсь!

Блестящий лунный диск превратил плексигласовый колпак машины в серебристый купол, который отбрасывал мягкие отблески на фигуру девушки, сидящей рядом со мной.

Молчаливая и далекая, не отрывая глаз от дороги, пробегавшей под воздушной подушкой машины, она стала похожа на хрупкую статуэтку, которая может рассыпаться на кусочки под лунным лучом.

Она сидела глубоко погрузившись в свои мысли, но несколько минут раньше она такой не была. Тогда Джинкс чуть ли не умоляла меня забыть о том, что ее отца, возможно, кто-то убил.

И это только еще больше сбивало меня с толку. Она встала словно щит между мной и тем, что погубило ее отца. И я не мог отделаться от впечатления, будто она готова покрывать того, кто несет за это ответственность.

Я положил ладонь на кисть ее руки:

— Джинкс, у тебя проблемы?

Нормальной реакцией с ее стороны было бы поинтересоваться: что же навело меня на такую мысль? Но она лишь обронила:

— Нет, конечно нет.

Эти негромко произнесенные слова прозвучали с такой решимостью, что было ясно: она твердо намерена не сворачивать с избранного ею курса. И я понял, что, двигаясь в том направлении, никуда не приду и что мне нужно искать ответы на мои вопросы где-то в другом месте, хотя прямой дорогой к моей цели и была сама Джинкс.

Тогда я погрузился в собственный омут мыслей, переключив на автоматический режим управления машину, мчащуюся по незнакомой пустой дороге в сельской местности. Могло быть только два возможных объяснения, которые бы соотносились со всеми несообразными обстоятельствами. Первое: некая огромная зловещая организация, обладающая чудовищным и непостижимым могуществом, преследует некую не известную никому цель. Второе: ничего сверхъестественного не происходит, за исключением аномалий в моем рассудке.

Однако мне никак не удавалось отогнать назойливую мысль о том, что некая брутальная мистическая сила решительно стремится отвадить меня от попыток установить причину гибели Фуллера, и это в то же время подразумевает, что если я прекращу выказывать к ней неуважение — а вроде бы именно этого от меня хотят и сама эта сила, и Джинкс, — то со мной все будет в порядке.

Мне действительно хотелось, чтобы все было в порядке. Посматривая на девушку, я осознал, с какой силой я жажду того, чтобы все наладилось. Освещаемая лунным светом, Джинкс была прекрасна, и ее красота звала, манила, словно согревающий душу огонек маяка; она приглашала меня отбросить в сторону озабоченность и смотреть на вещи просто.

Но сама Джинкс не была простой, обычной. Она представляла собой нечто совершенно особенное.

Словно угадав мои мысли, Джинкс придвинулась ко мне ближе, взяла меня за руку и положила голову мне на плечо.

— В жизни так много всего, такое разнообразие, правда, Дуг? — произнесла она странным тоном, в котором перемешались печаль и надежда.

— В жизни есть все, что захочешь найти, — ответил я.

— А что ты хочешь найти?

Я сидел и думал о ней, о том, как она ворвалась в мой мир именно в тот момент, когда я отчаянно нуждался в ком-то вроде нее.

— Когда я жила у тетки, то постоянно думала о тебе, — сообщила она. — Я все время чувствовала себя глупым, несчастным ребенком. Но я так тебя и не забыла.

Я молчал, настроившись на плавное течение ее речи, ожидая услышать от нее новые нежные слова, но до меня доносился только звук ее глубокого, ровного дыхания. Джинкс уснула. И на ее щеках в лунном свете блестели два серебристых ручейка.

Она пыталась от чего-то убежать — так же, как и я. Но я знал, что, даже если у нашей печали один и тот же источник, нам все равно совершенно невозможно поделиться переживаниями друг с другом: неизвестно почему, но так хотела сама Джинкс.

Машина поднималась на холм; свет ее фар смывал со склона черный мрак и открывал взору местность, которую я никогда прежде не видел.

Мы поднялись на вершину холма, и тут мою грудь сдавил приступ леденящего ужаса. Я резко нажал на тормоз, и машина остановилась.

Джинкс пошевелилась, но не проснулась.

Я сидел неподвижно, как мне показалось, целую вечность, всматриваясь в пространство перед собой и не веря своим глазам.

Через сто футов дорога заканчивалась.

За дорогой заканчивалось само мироздание и простиралась только непроницаемая стена какой-то адской тьмы.

Там, дальше, не было ни звезд, ни лунного света — только ничто, только темная бесконечность.