Лед - Лалин Полл Страница 15

В Оксфорде их дружба переживала расцвет, но потом, когда они оставили кампус и каждый избрал свой путь, всякий новый шаг отдалял их друг от друга. Теперь они не просто рисовались, заявляя о своих намерениях: Том действительно хотел спасать мир, а Шон действительно хотел вписать свое имя в историю и сказочно разбогатеть. И то и другое было для них символом веры.

Шон пошел в ученики к Джо Кингсмиту, показав себя послушным и энергичным работником при выполнении любых заданий, какие поручал ему патрон, будь то административная поддержка вспомогательного офиса, приобретение собственности по доверенности или даже зачисление больших денежных сумм на свое имя, а потом их выдача по первому требованию. У Шона не было криминальных наклонностей, он хотел обрести богатство, идя по прямому пути, и Кингсмит всячески поощрял его в этом, помогая продвигаться к поставленной цели и давая ценные советы, которые Шон быстро усваивал. Инвестиции Шона приносили хороший доход, и Кингсмит увеличивал кредитную линию своему протеже.

Вскоре Шон, купив и обновив маленький неприметный отель, превратил его в «дом вдали от дома» для таких людей, как Кингсмит. И хотя патрон никогда там не жил, он поддерживал бизнес Шона, и тот смог приобрести еще один отель. Он объединял свои активы. Он расширял свои владения. Он поднимал цены и стандарты, а потом – снова цены. Это было поразительно: чем больше росли цены, тем труднее становилось получить элитное членство и тем больше людей хотели оказаться там и играть по его правилам.

Том отклонял приглашения стать членом клубов Шона, даже если они облекались в форму подарка. Это был не его круг. Это не был и круг Шона, но теперь тот стал гораздо богаче Тома и перестал это замечать. Шон, подобно хамелеону, уже не осознавая, автоматически сливался с любым окружением. Когда он виделся с Томом, то удивлялся непривычному упрямству своего давнего друга: казалось, они обменялись между собой какими-то качествами. Но Том по-прежнему оставался добряком в душе, а Шон по-прежнему изумлялся своему богатству, и до поры до времени им удавалось не придавать значения этим различиям, хотя прежняя легкость их общения исчезла. Так что их дружба сделалась данью молодости, а затем, когда Том вступил в «Гринпис» и стал проповедовать Шону бескомпромиссные взгляды о том, каким должен быть мир, она тихо угасла с их молчаливого согласия.

Последний раз Шон разговаривал с Томом, когда Мартина убедила того прийти на открытие выставки живописи одного из своих инвесторов. Это была маленькая галерея в Сент-Джеймсском парке, и на картинах белой художницы из Кении были изображены гепарды во всевозможных видах. В буклете сообщалось, что семья художницы обожала живую природу Африки и с давних пор способствовала обучению туземцев прогрессивным способам заботы о своей земле. Шон едва мог поверить, что видит Тома в окружении шумных молодцев в полосатых рубашках и ухоженных дам, одна из которых, очевидно подшофе, что-то без умолку тараторила, обращаясь к Тому и чокаясь с ним, точно желая придать ему ускорения. На ее пальцах сверкали бриллианты. Том увидел Шона, усмехнулся и, извинившись перед дамой, подошел к нему и крепко обнял.

– Странная публика для тебя, – сказал Шон, смущенный и растроганный таким приветствием.

– Я стал мальчиком по вызову, – усмехнулся Том и украдкой оглянулся. – Она думает, я все еще работаю в «Гринписе», и сказала, что пожертвует мне десять штук, если я приду. И вот я здесь, хотя все уже не так. – Он заметил Мартину, и выражение его лица изменилось, когда Шон представил ее ему, держа за руку.

– Репутация Тома идет впереди него, как и его невыносимо милое лицо, а Мартина занимается фондом Линнея, который…

– Я слышал. Технология чистой энергии. – Том кивнул, но без улыбки. – Привет.

Мартина улыбнулась ему с вызовом:

– Пожалуйста, считайте нас новой силой добра.

Том повернулся к Шону:

– А Гейл знает?

Фотовспышка – и фотограф приторно улыбнулся им. Шон направился к нему, и Мартина с Томом услышали, как он грозным тоном потребовал не использовать это фото. Фотограф пожал плечами и кивнул, а затем какие-то женщины приветствовали Шона, и он стал любезничать с ними.

Том и Мартина смерили друг друга взглядами.

– Он много говорил о вас. Он по вас скучает.

– Вот он я, и мы по-прежнему друзья. – Он смотрел на нее. – Вам, вероятно, следует знать, что я также дружу с Гейл, женой Шона.

– Вот уж поистине неблагодарное дело.

– Возможно, вам такое просто не предлагали.

– Вы так думаете?

– Нет, не думаю. Это не мое дело.

– Не могу сказать, как я с вами согласна.

– Они еще женаты? У них ребенок.

– Это пока. И она очень свободомыслящая молодая женщина.

– Ах да. Она наведалась к вам на работу, не так ли?

– Это был очень неприятный и непродуманный поступок.

– А я думал, это было смело.

Вернулся Шон и сразу уловил напряжение.

– Что-то произошло?

– Шон, – заявила Мартина, – я устала прятаться. Я не злодейка, но твой друг Том, похоже, думает обо мне именно так. Я не заслуживаю, чтобы меня отчитывали.

– Я не хотел, чтобы так вышло, – сказал Том и поставил бокал. – Прости, Шон, но я не знаю, как разговаривать с твоей дамой, если я дружу с твоей женой. И мне не нужно ничего объяснять.

С тем он и ушел.

После того раза Шон не разговаривал с Томом, пока не объявили тендер на продажу виллы «Мидгард». Тогда они поговорили, но исключительно о деле. Том знал, что почем, он понимал, каковы были ставки. Его надежность плюс деньги Шона. Участок Арктики, нуждавшийся в защите, выставлялся на продажу. Едва ли он мог отказать.

Эта бесснежная ледяная равнина подобна жизни без любви – ничто не сглаживает ее. Отметины всех выбоин и вмятин на льду так отчетливы, точно были сделаны совсем недавно, – грубые, затрудняющие движение. Любовь – это снег жизни. Нежно смягчая, она проникает, глубочайшие раны, полученные в битве, и она белее и чище самого снега. Что есть жизнь без любви? Она подобна этому льду – холодная, нагая, грубая масса, которую ветер толкает, разгоняет и снова сбивает, и нечем укрыть зияющие расселины, нечем смягчить неистовые удары, нечем сгладить острые углы изломанных плавучих льдин – ничего, ничего, кроме обнаженного изрезанного дрейфующего льда.

Пятница, 15 декабря 1893 года.

Крайний Север: Норвежская полярная экспедиция 1893–1896 гг. (1897 г.).

Фритьоф Нансен

9

– Я не хочу этого делать, – сказал Том, даже не дождавшись официального начала встречи.

Агент семьи Педерсен, Могенс Хадбольд вместе с их адвокатом и бухгалтером посмотрели на Шона с недоумением.