В шаге от вечности - Алексей Доронин Страница 13

«Аватар толерантности. Странно, что они не назвали эту композицию так. А ведь кто-то считает это творчеством. Вырожденцы…».

К счастью, пешеходные дорожки, наземные и эстакадные, был окружены искусственным лесом обычных деревьев.

Вскоре движущийся эскалатор привел его к рукотворной скале.

Он мог себе позволить нормальную гостиницу, но остановился в капсульном отеле всемирной сети «Улей». Это было самое дешевое место в городе, через него проходила нескончаемая живая река приезжих. Даже сами горожане приходили сюда, чтоб переночевать раз-другой. Мало ли какие могут быть обстоятельства.

«СПБ сломают себе головы, анализируя профили десятков тысяч человек, их связи и перемещения по миру. Добавим им работы хаотичными перемещениями. А то они скучают», — говорил электронщик их ячейки, турок родом из Дрездена.

Нигде он не сможет так легко затеряться и в то же время не вызвать подозрений — как вызвал бы, реши снять какой-нибудь клоповник в гетто. А найти его — если понадобится — смогут и там. Гетто плохо патрулировалось не потому, что «робокопы» не имели на это сил и машин, а потому, что властям это было не очень нужно.

Его номер находился на шестом уровне — а всего их в здании было двадцать пять. Пущенная по кругу, словно у колеса обозрения, и никогда не останавливающаяся кабинка лифта (успевай зайти и выйти, пока она рядом с твоим этажом!) — подняла его на нужный level.

Пока Абдул-Рашид поднимался, через стеклянную стенку он видел, как сменяют один другой неотличимые этажи. За свою жизнь он видел и более странные лифты — которые летали со скоростью ракеты или могли перевозить вас не только вверх-вниз, но и горизонтально. А этот был похож на «патерностер», популярный в Европе первой половины ХХ века.

Должно быть, коридоры были единственным местом, где тут можно выпрямиться в полный рост. Но они были так узки, что вызывали ассоциации с подводной лодкой. Вдоль каждой стены шел ряд дверей, похожих на двери купе старинного поезда, какие теперь сохранились разве что в Северной Евразии. Хотя их металлический блеск и форма скорее оживляла в памяти образ океанского лайнера или космического корабля.

А вот и его этаж. Подножье здания омывал человеческий поток, но здесь наверху коридор был пуст. Все уже разошлись по своим сотам-ячейкам и собирались спать. Собственно, для сна сюда и приходили. Но все равно пахло подгоревшей пищей. И чем-то дезодорирующим. Хорошо еще, что сюда нельзя было с детьми и животными. Из-за одной из дверей доносилась тихая музыка. Кто-то слушал ее без наушников или смотрел шоу. Но шуметь здесь запрещалось. Как и вступать в интимные отношения. Могли аннулировать бронь и выставить на улицу. Впрочем, правила могли и нарушаться.

Добравшись до своего номера, Ларсен открыл его магнитным ключом, который получил внизу в автомате, заплатив дневную таксу. Внутри номер тоже напоминал каюту, но очень маленькую. В Японии, где эти отели придумали, тот был бы вдвое меньше — там умудрились бы вместить еще одно спальное место над его головой. Но европейскому менталитету это было не совсем по нраву, и такой дизайн остался островной экзотикой.

Но все равно потолок низок. Стоять нельзя, только сидеть или лежать. На человека отводится лишь около трех кубических метров пространства. И кроме универсального порта (и розетка, и сетевой линк в одном) и выдвижного ящика для вещей и одежды — никаких удобств в капсуле нет.

Зато было окно. За окном — которое по понятным причинам нельзя было открыть — жил своей жизнью новый деловой центр одного из главных европейских городов. Между светящимися, как пики Гималаев, вершинами башен мелькали красные и желтые огоньки коптеров, похожие на роящихся светлячков. Медленной тенью пролетел цеппелин — большой, пассажирский, похожий на сигару… для того, кто чист и не извращен. Скорее всего прибыл из Британии. Там в гондоле люди только что с комфортом пересекли море. Для них существовал специальный порт в трех километрах отсюда с огромными эллингами и причальными мачтами, расположенный на крыше двух соединенных вершинами небоскребов-близнецов.

А вот рекламные дирижабли сновали туда-сюда без остановки. Под одним из них висела гигантская фигура рок-звезды, стилизованная под Курта Кобейна, хотя наследникам вряд ли что-то перепало. Сходство было неглубокое. Да и остались ли у того наследники?

Когда Ларсен посмотрел в его сторону, волосатый музыкант улыбнулся персонально ему и произнес хриплым басом: “Live fast, dude! Try our pills of pure refined happiness! Keep yourself alive!”

Лучшебы сказал: «Better than suicide».

Человек в капсуле чертыхнулся и отключил Д-реальность. Мертвый музыкант замолчал, а дирижабль из разноцветного стал серым, как эта комната. «Свинцовый дирижабль» — почему-то вспомнилось ему.

«Спасибо чувак, я уже купил», — подумал тот, кого когда-то звали Олаф Ларсен.

А через полчаса ему пришла реклама. Интерактивное письмо было оформлено в жизнеутверждающие тона: «Устали от проблем? У нас вы всегда получите помощь и поддержку. Обращайтесь в ближайшее отделение Эвто-корп».

Сначала он расхохотался. А потом стукнул кулаком по межкомнатной перегородке со всей силы, оставив вдавленную дыру, почти сквозную. За стеной кто-то ойкнул. Но вмятина быстро «заросла», выправилась.

А Олаф представил себе, как выглядела бы эта же реклама, будь она правдивой.

«Устали от проблем? Жена ушла к другому? Не можете выполнить проект к дедлайну? Нечем платить кредит? Суицид — вот лучшее решение».

«Всё-то вы обо мне знаете, — подумал он, — Но у вас устаревшая информация. Эвтаназия, говорите? Я устрою вам такую эвтаназию, что даже ваши дети кровавыми слезами будут плакать».

У него были свои поставщики дури. И они позволят ему обставить свой уход с большей помпой, чем прыжок из окна.

От скуки Олаф почитал про эту корпорацию. Оказалось, что она транснациональная, но в основном оперирует в Скандинавии и здесь в Голландии. А также на территориях Японских островов. И ее годовой оборот — четыре миллиарда глобо. Число клиентов не разглашалось. Девиз: «Ваша жизнь — ваше право».

Конечно, вряд ли много людей его возраста воспользовались бы этим предложением. И в основном по этой дорожке уходили смертельно больные и те, чей возраст приближался к сотне. Но процедура была недешевой — и даже один клиент принес бы фирме прибыль. Прецеденты, как он знал, были — и среди людей моложе него, огорченных любовными драмами, поражением в борьбе с лишним весом. Или проигрышем в казино или в чемпионате по виртуальной игре.

В других частях континентальной Европы, а тем более в Восточной и обеих Америках вот так в лоб пропагандировать уход из жизни было нельзя, и можно было подать в суд за такое письмо. Все-таки национальные законодательства отличались в важных мелочах — где-то были запрещены сигареты с никотином и крепкий кофе, где-то — разрешен даже героин и бои без правил до смерти.

Тут была Северная Европа, где чужие права — это святыня, а отношение к смерти — философское. При этом именно этот сектор стабильно занимал первые-вторые места в рейтингах продолжительности жизни. Сколько там она была, средняя? Девяносто пять?