Майя - Ричард Адамс Страница 56

– Зачем это ему? – шепотом спросила Майя.

– В растянутое пузо больше влезет, – ответила Мериса. – Так, вот здесь подотри! Осторожнее, не дави! И подложи подушек, я сейчас помогу ему перевернуться.

Однако Сенчо решил занять полусидячее положение и подозвал раба, который подкатил к ложу сервировочный столик. Майя подумала, что невольник нарежет мясо и удалится, но верховный советник не велел ему отходить. Мериса стояла рядом, держа поднос, полный овощей и всевозможных соусов.

В следующие полчаса к ложу Сенчо подходили гости, стремившиеся подольститься к влиятельному верховному советнику и перемолвиться с ним несколькими словами. Впрочем, чтобы не отрывать толстяка от излюбленного занятия – обжорства, – многие, засвидетельствовав ему свое почтение, предпочитали обращаться к наложницам, расхваливая их на все лады. Мужчины один за другим восхищались красотой Майи; шерны, привлеченные юной прелестью девушки, восторгались ее остроумием. Майя невольно оценила величие своего хозяина и даже преисполнилась гордости из-за того, что принадлежит человеку, от которого добиваются благосклонного взгляда знатные господа. Вдобавок Сенчо только что с легкостью сожрал столько еды, сколько вся Майина родня не съела бы и за неделю, и запил все это галлоном вина.

– А его не стошнит? – спросила она у Мерисы.

Белишбанская невольница подняла с пола глиняную миску. Сенчо проглотил последний кусочек мяса и со вздохом откинулся на подушки, удовлетворенно сложив толстые руки на громадном животе.

– Верховный советник предпочитает не извергать съеденное, но, если понадобится, он тебе скажет, – невозмутимо ответила Мериса, будто Майя спросила у нее, любит ли он спать после обеда, и принялась собирать крошки с ложа и складывать их в миску, которую затем передала одному из рабов.

Ужин снова ненадолго прервали. Окна в зале распахнули, но в этот раз гости не стали разбредаться по особняку, а осоловело растянулись на ложах и развалились на скамьях у столов. Рабы обнесли всех серебряными сосудами, как тот, которым воспользовался Сенчо; потом в курильницах зажгли благовония и окропили залу душистой розовой водой, а ложа с уснувшими гостями вытащили в коридор.

Примерно полчаса спустя подали следующую перемену блюд – сласти и всевозможные редкие лакомства. Жадное поглощение яств сменилось неторопливым смакованием. Мало кто остался сидеть за столом, все переходили от одной группы гостей к другой или собирались вокруг шерн. На мраморный бортик бассейна выставили блюда с пирожными, чаши взбитых сливок и заварного крема, блинчики, печенье, фигурное бланманже, сладкие сырки, карамельный соус и прочие сласти, за которыми хозяева отправляли своих наложниц. Дераккон и Кембри спустились с помоста и прохаживались по зале, приветливо заговаривая с гостями, принимая поздравления и выслушивая похвалу.

Сенчо велел Мерисе принести ему персиков в сладком вине, попробовал, раздраженно отпихнул тарелку и отправил девушку еще за какими-то яствами, но ни одно из них не возбудило в нем прежнего аппетита. Верховный советник прополоскал рот, потребовал сменить подушки и убрать прикрывающую его накидку, дабы подремать без помех, – больше всего удовольствия ему доставляло осоловелое оцепенение после обжорства. Вдобавок ему нравилось лежать нагишом перед знатными господами, которым приходилось скрывать свое отвращение – или, наоборот, восхищаться непревзойденной наглостью того, кто еще недавно просил подаяния на улицах Беклы и своим телом ублажал низкого торговца и его мерзких приятелей. Сенчо сунул руку под юбку Мерисы, однако, поразмыслив, решил дождаться керы, а потому закрыл глаза и задремал.

Майя с облегчением вздохнула, гордясь тем, что без ошибок выполнила все, что от нее требовалось. Мерису охватило странное возбуждение; недавняя отрешенная сосредоточенность исчезла без следа, девушка оживленно оглядывалась и улыбалась гостям. К помосту подошел высокий юноша, в камзоле с вышитой на груди крепостью – символом Палтеша, – и предложил Мерисе свой кубок. Белишбанская невольница выхватила у него кубок, осушила в несколько глотков, кинулась юноше на шею и крепко поцеловала в губы. Майя, осмелев, подозвала виночерпия и попросила наполнить свою чашу. Прохладное, необычайно вкусное вино освежало. Она рассеянно подумала, что Таррин вряд ли пробовал такое, потом встала и подошла к краю помоста, глядя на освещенную залу, посреди которой мерцала и переливалась вода в бассейне.

Запах жасмина и лилий кружил голову. Майя взяла со стола венок гардений, оставленный кем-то из гостей, и надела его. Аромат цветов смешивался с запахами вина, лампового масла, пота и воска, которым натирали дерево, но все это перекрывал свежий, прохладный запах дождя – того самого дождя, что сейчас лил, не переставая, над озером Серрелинда.

– Только я не там, а здесь! – воскликнула Майя, обращаясь к юноше, который проходил мимо помоста под руку со стройной красавицей-шерной.

Девушка надменно взглянула на Майю, а молодой человек, польщенный вниманием очаровательной наложницы, учтиво заметил:

– Ничего страшного, такая красотка всегда вернется куда пожелает.

Майя поглядела на сверкающую поверхность бассейна и вспомнила летнее утро на озере, стаи белых ибисов на мелководье… Из забытья ее вывел протяжный звук трубы – глашатай вновь звал гостей к столам. Майя вздрогнула и опасливо посмотрела на Сенчо, но верховный советник даже не шевельнулся. Она торопливо уселась на табурет, не зная, чего еще ожидать. В залу вошли музыканты – три киннариста, барабанщик, флейтист и дерланзель с деревянным ксилофоном – и расположились у бассейна. Рабы длинными шестами опустили лампы, свисавшие с потолка в углах, и погасили их. Теперь яркий свет заливал только центр пиршественной залы. Музыканты настроили инструменты и заиграли грустную мелодию, прерываемую отрывистыми ударами барабанов и мерным звонким пощелкиванием дерланзеля. В залу вбежали двадцать молоденьких девушек в полупрозрачных одеяниях – серых, коричневых, зеленых и белых, – заняли свои места вокруг бассейна и по знаку главной танцовщицы пустились в пляс.

Майя всегда любила танцы и в Тонильде никогда не упускала случая попрыгать и покружиться в хороводе, но никогда прежде не видела выступлений Флелы – знаменитых на всю империю танцовщиц, исполнявших священные танцы богини Аэрты. Девушек обучали с раннего детства; сами они не были ни рабынями, ни свободными женщинами, а считались собственностью империи, будто имперские драгоценности или имперские гвардейцы. Им вменялось в обязанность выступать на религиозных церемониях, светских торжествах и празднествах. Они жили вместе, как солдаты в казарме, подчинялись предписаниям своего ордена и пользовались уважением горожан; их почитали, но не завидовали строгостям и тяготам такой жизни. По достижении определенного возраста девушкам разрешалось покинуть Флелу и даже, с позволения благой владычицы, выйти замуж, впрочем многие, всей душой любя танец, посвящали остаток своих дней обучению других, помогали придумывать наряды или находили себе иное занятие во Флеле. Все расходы Флелы оплачивала имперская казна; танцовщицы считались неприкосновенными – Сенчо однажды попробовал выкупить одну из них, но, столкнувшись с гневными протестами и яростным сопротивлением, не стал настаивать на своем.