Мелкий снег - Дзюнъитиро Танидзаки Страница 24

— Очень приятно. Меня зовут Катерина Кириленко. Я сегодня побывала на вашей выставке. Всё куклы проданы. Поздравляю.

Как только женщина вышла, Эцуко спросила:

— Кто это?

— Ученица нашей Кой-сан, — ответила Сатико. — Я не раз встречала её в электричке.

— Какая красивая!

— А что, эта иностранка любит китайскую еду?

— Она выросла в Шанхае и прекрасно разбирается в китайской кухне, — сказала Таэко. — Она говорит, что лучше всего готовят в таких вот маленьких забегаловках, куда европейцы, как правило, заглядывают редко. А этот ресторанчик, по её словам, лучший в Кобэ.

— Неужели она русская? — спросила Юкико. — Никогда бы не подумала.

— Да, она родилась в России, но училась в английской гимназии в Шанхае, потом служила сестрой милосердия в английском госпитале, потом была замужем за англичанином. Вы не поверите, но у неё даже есть ребёнок.

— Не может быть! Сколько же ей лет?

— Точно не знаю. Наверное, столько же, сколько и мне. А может быть, она даже чуточку моложе…

По словам Таэко, семья русских белоэмигрантов Кириленок — Катерина, её мать и брат — жила неподалёку от её студии в Сюкугаве в крохотном деревянном домике из четырёх комнат. Поначалу знакомство Таэко с Катериной ограничивалось лишь поклонами при встрече, но примерно месяц назад та вдруг появилась у Таэко в студии и сказала, что хочет научиться мастерить японских кукол. Таэко согласилась взять её в ученицы, и та сразу же стала именовать её «госпожой наставницей». Смущённая Таэко просила называть себя просто по имени.

Вскоре между ними завязалась дружба, и Таэко по дороге в студию или домой нередко заходила к Кириленкам. Как-то Катерина сказала, что часто встречает её сестёр в электричке, — «они такие очаровательные, просто загляденье!» — и выразила желание познакомиться с ними.

— На какие же средства они живут?

— У брата есть небольшое дело, что-то связанное с импортом шерсти. Судя по тому, как они живут, его доходы не слишком велики. Катерина же при разводе получила от мужа некую сумму. На эти деньги она и живёт. Насколько я понимаю, брат ей совсем не помогает. Но, как видите, она отнюдь не бедствует.

Разговор о Кириленках продолжался и после того, как были поданы кушанья в металлических тарелках: креветки и суп с голубиными яйцами, которые очень любила Эцуко, утка по-пекински, которой давно мечтала полакомиться Сатико, и много прочих отменно приготовленных блюд.

Таэко рассказала, что дочка Катерины — судя по фотографии, ей года четыре — осталась с отцом, он увёз её в Англию. Таэко не знала, почему Катерина, решила заняться куклами, — то ли ради удовольствия, то ли рассчитывая, что это ремесло станет для неё подспорьем в будущем, — но одно она могла сказать наверное: у неё ловкие руки, цепкий ум и редкое для иностранки умение сочетать цвета и разбираться в узорах японских тканей.

Во время революции, продолжала Таэко, семья Кириленок распалась: Катерину совсем маленькой девочкой увезла бабушка в Шанхай, а её мать и брат оказались в Японии. Брат учился в японской гимназии и без труда читает и пишет по-японски. В отличие от Катерины с её приверженностью ко всему английскому, мать и брат — настоящие японофилы. В доме у них в одной из комнат висят фотографии японской императорской четы, а в другой — портреты Николая II и царицы. Брат Катерины, разумеется, превосходно говорит по-японски, да и Катерина за короткое время научилась довольно сносно изъясняться на нашем языке, но вот понять их матушку, когда она пытается говорить по-японски, очень мудрено.

— О, «бабуся» с её японским абсолютно неподражаема, — продолжала Таэко. — Тут как-то в порыве нежности она хотела сказать мне: «Родная моя!» — но у неё такое невероятное произношение, что я решила, будто она спрашивает, откуда я родом. Я и ответила: «Из Осаки». Только потом до меня дошло, отчего она так странно на меня посмотрела.

Таэко обладала поразительным даром имитации и любила позабавить домочадцев, копируя повадки и манеры знакомых. Вот и теперь, слушая её, сёстры и племянница покатывались со смеху, живо представляя себе пожилую русскую даму с её причудами.

— Между прочим, эта «бабуся» — весьма образованная особа. У неё даже имеется степень магистра права. К тому же, если, конечно, я правильно её поняла, она свободно говорит по-французски и по-немецки.

— Наверное, прежде она была богата. А сколько ей лет, этой «бабусе»?

— Должно быть, уже за шестьдесят. Но старушкой её никак не назовёшь, держится она очень бодро.

Через несколько дней у Таэко появился новый повод посплетничать с сёстрами о Кириленках. В тот день она ездила за покупками в Кобэ и на обратном пути зашла выпить чаю в кондитерской «Юххайм». Там она и встретила «бабусю» с Катериной. Они как раз собирались на каток, устроенный на крыше кинотеатра «Сюракуэн», и стали звать Таэко с собой. Сначала та отнекивалась: она ни разу в жизни не стояла на коньках, но они убедили её, что это дело нехитрое, и в конце концов Таэко решила попробовать.

Уже через час Таэко каталась вполне сносно, и старшая Кириленко не скупилась на похвалы: мол, у неё истинный талант, просто невозможно поверить, что она впервые надела коньки. Но куда больше собственных успехов Таэко поразила сама «бабуся». Она не только каталась с удивительной в её годы лёгкостью и грацией, но время от времени ещё и выписывала на льду замысловатые фигуры. Находившиеся на катке японцы следили за ней словно зачарованные.

Как-то раз, вернувшись домой довольно поздно, Таэко сказала:

— Нынче я ужинала у Кириленок.

Таэко была удивлена обилием трапезы. Сначала, рассказала она, были поданы закуски, за ними последовало несколько перемен горячих блюд, причём и мясо и овощи подавались в неимоверных количествах. Даже хлеба было несколько сортов. Таэко с избытком хватило одних закусок.

«Благодарю вас, я сыта», — отвечала она всякий раз, когда ей предлагали отведать какое-нибудь очередное блюдо, Кириленки же с недоумением смотрели на гостью и повторяли: «Вы непременно должны попробовать ещё вот это».

Кириленки, в том числе и Катерина с матушкой, с аппетитом поглощали не только еду, но не отказывались и от хмельного.

В девять часов Таэко стала прощаться, но хозяева ни за что не хотели её отпускать. Кто-то принёс карты, и всё сели играть. В одиннадцатом часу снова подали закуски. Таэко не могла даже смотреть на еду, но хозяева с видимым удовольствием наполняли свои тарелки и стопки. Причём пили они как-то по-особенному, одним махом опрокидывая в себя содержимое стопок. «Иначе не получишь полного удовольствия», — объяснили Кириленки.

Блюда, которыми угощали Таэко, не произвели на неё особого впечатления, за исключением разве что супа с клёцками, который чем-то напоминал китайский «ван-тан» или итальянский «равиоли».

Завершая свой рассказ об ужине у Кириленок, Таэко сказала:

— Они просили меня в следующий раз непременно прийти с зятем и сёстрами. Может быть, сходила к ним как-нибудь?