Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон Страница 9

7 мая. Находимся сейчас против горы Набунгала, похожей с северо-востока на лежащего слона. Еще один очень хороший верблюд издох в пути. Его дрожь и конвульсии совершенно не похожи на те явления, которые наблюдались у лошадей и быков, убитых мухой цеце; все же возможно, что она – причина их смерти. Единственный симптом, указывающий на то, что причина в цеце, – артериальный цвет крови.

8 мая. Прибыли в деревню Джионде, или Липонде, расположенную напротив невысокой гранитной горы, возвышающейся на другом берегу реки (мы провели там ночь во время путешествия на лодках). Гора называется Накапури, и это странно, так как слово это не маконде, а сичуана и означает «козий рог»; название Накапури происходит от выступов, торчащих из основного массива горы. Я оставил там сержанта, его сипаев и юношей из Насика, чтобы идти вперед форсированным маршем через местность, где нельзя достать еду, послав в то же время часть людей на юг или на запад за продовольствием; через пять дней, когда отдохнут наши вьючные животные и сами люди, они смогут нас догнать. Один мул очень болен, один из буйволов сонный и истощенный, из верблюдов один от гноящихся ушибов превратился в скелет, а у другого громадная дыра в шкуре на выступе таза и кость торчит наружу. Я подозреваю, что эта рана нанесена со злым умыслом, потому что он пришел с поля с сильным кровотечением (никакое дерево не могло бы пробить такое круглое отверстие). Беру с собой весь груз, оставляю только вещи сипаев; для всех наших животных сейчас это полная нагрузка.

9 мая. Отправился дальше с джоханна и двадцатью четырьмя носильщиками; с удовольствием расстался с сипаями и людьми из Насика, они вместе перегружали вьючных животных. Много раз я говорил им, что они изведут животных, но только я успевал, отрегулировав размеры нагрузок, повернуться к ним спиной, как сипаи и юноши из Насика наваливали на животных все свои вещи. Однако постоянная борьба этим скрытым непослушанием так раздражала меня, что я перестал обращать внимание на то, что делается, чтобы не огорчаться, хотя был уверен, что животные все погибнут. Мы совершили приятный переход не меньше чем в восемь миль и заночевали в деревне Мёдаа. Порода в выходах по-прежнему сиенит. Мы прошли по долине, где росли большие колючие акации, часто используемые для изготовления каноэ, и деревья из Euphorbianceae с семенными плодами величиной с мандарин с тремя семенами в каждом.

Теперь находимся в стране, пострадавшей, кроме нашествия мазиту, еще и от одной из тех необъяснимых засух, которым подвержены ограниченные, а иногда и большие части страны. Засуха была далеко не так сильна на противоположной, южной стороне, куда, кроме того, не проникли мазиту. Камышей, так мешавших нам вблизи от берега, здесь не видно, вся трава ломкая, желтая. Многие растения засохли, с деревьев опали листья, как будто уже началась зима. Местность покрыта светлым лесом, а местами на берегах рек встречаются густые джунгли. Все речки, мимо которых мы проходим, просто горные потоки, сейчас заполненные песком, в котором жители копают ямы в поисках воды.

11 мая. Стало трудно с переноской грузов, так как носильщики истощены из-за нехватки пищи. Проходя по засыпанному песком руслу, называющемуся Ньеде, мы видели, что все увлажненные участки засажены кукурузой и бобами: значит, потери, причиненные нашествием мазиту, оголивших страну, как рой саранчи, не вызовут сильного голода.

Встретили женщину, Али ее задержал, думая, что она беглая рабыня, и было ясно, что он ожидает за это награды; впрочем, в четверти мили от этого места находилась деревня, из которой она ушла, и поскольку сомнительно, беглянка ли она, то, видимо, все старания Али были напрасны.

12 мая. Находимся в 4́ на северо-северо-восток от Матаватава, или Ньяматололе, места, где мы в прошлую экспедицию повернули назад.

13 мая. Остановка в деревне вблизи Матаватава. Дама приятной внешности с обильной татуировкой на лице встретила меня с пучком сладкой травы Sorghum saccharatum в руках и положила его к моим ногам, сказав: «Я встречала вас здесь раньше». При этом она указала на то место на реке, где мы повернули назад. Я вспомнил, что она приходила, и я тогда сказал, чтобы лодка подождала, пока она сходит за корзиной еды для нас; корзину, кажется, передали Чико и ничем не отплатили за нее. Иногда негров побуждает подносить подарки просто их доброжелательность, хотя бывает, что подарки делаются в расчете на получение в ответ более крупных: приятно убедиться, что не всегда верно последнее.

У дамы была спокойная, исполненная достоинства манера говорить и такая же походка; я дал ей маленькое зеркало, она ушла и вернулась со своей единственной курицей и корзинкой огуречных семян, из которых делают масло. Благодаря маслянистым веществам, содержащимся в них, семена эти питательны, их жарят и едят как орехи. Она извинилась, сказав, что сейчас голодные времена. Я дал ей еще и отрез ткани. Голодные носильщики теперь бесполезны, а купить для них мы не можем ничего: местность кругом иссохшая, скупо поросшая мимозой и акацией с шипами.

14 мая. Мне удалось сделать долгий переход с носильщиками, мы шли только один и три четверти часа: на пустой желудок люди очень быстро устают. Достигли деревни вождя Хассане напротив конической горы Чизульве на южном берегу реки; Чизульве, очевидно, вулканического происхождения; она покрыта деревьями, тогда как на гранитных горах всегда видны скалы обнаженной породы. Кругом разбросаны большие пятна превосходного доломита. Может быть, он образовался от спекания туфа, который в этой стране, по-видимому, всегда изливается вместе с водой при извержении вулкана. Когда мы вошли в деревню, дочь Хассане как раз снимала с огня горшок вареной фасоли в стручках, и вождь поднес его мне. Я пригласил его разделить со мной еду, но вождь ответил, что он у себя дома, а я чужестранец и путник. Он, как и все другие вожди, знахарь, а его жена, полная старая дама, знахарка. У него никогда не было другой жены, кроме этой; четверо их детей живут с родителями. Одного из сыновей мы послали к югу купить провизии, отправили также закупать еду и нескольких носильщиков. Сироко и рис, принесенный сыном Хассане, мы оставили на хранение в их доме для идущей вслед за нами партии до ее прибытия.

Невозможно представить себе, какой ужас вселяют в местных жителей мазиту. Мазиту потрясают своими щитами, и население бежит, как испуганные олени. Я видел, как ребенок соглашался отойти на несколько ярдов за известной нуждой, только если бабушка будет стоять у него на виду. Вождь Негомано, которого арабы называют Матумора, оказал мазиту теплый прием, а потом нескольких из них убили; вероятно, это и заставило их отступить.

15 и 16 мая. Жалкие переходы, короткие из-за голода; я жалею бедняг. Носильщиков, посланных закупить провизию на южном берегу, сбил с толку болтливый малый по имени Чикунгу, и они отправились к северу, где, как нам было известно, ничего нельзя было достать. Цель Чикунгу заключалась в том, чтобы получить плату за три дня, пока они будут там бесцельно бродить. Должно быть, голод сломил их дух; я сказал им, что день, в который не сделано никакой работы, в счет не идет, и они согласились с этим. Мы платим носильщикам два фута коленкора в день или два ярда за три дня работы.