Розенкрейцерское просвещение - Френсис Амелия Йейтс Страница 8

Хотя постановка масочных представлений, возведение музыкальных гротов, поющих фонтанов или говорящих пневматических изваяний вряд ли покажутся нам важным свидетельством развития прикладной науки, на самом деле именно в этих областях ренессансная наука, не спешившая расстаться с окутывавшей ее магической атмосферой, впервые стала широко внедряться в практическую деятельность, ища в ней применения новейшим техническим открытиям ^[55]. Пример де Ко в этом отношении весьма показателен: говорят, что он додумался до получения энергии из пара и смог использовать эту энергию, предвосхитив тем самым достижения XIX века. А в трактате «Причины движущих сил» (изданном в 1615 г. с посвящением пфальцграфине), кроме гравюр, показывающих работы, осуществленные в Хайдельберге, содержится много ссылок на описания различных механизмов у Витрувия, приводится чертеж строительной машины, описанной у того же античного автора, и, наконец, излагаются соображения самого де Ко о возможности приложения математических принципов к механике.

Тот факт, что придворный инженер-архитектор, нанятый Фридрихом для усовершенствования дворцово-паркового ансамбля в Хайдельберге, столь глубоко интересовался новейшими научными достижениями, показывает, что в правление этого курфюрста культура Рейнского палатината была достаточно передовой, что переход от «ренессансной» стадии к стадии «научной революции» XVII столетия совершался здесь вполне типичным, естественным образом.

Прибегая к системе образности, свойственной масочным представлениям, мы можем сказать, что новый, «яковитский», Хайдельберг вырос из супружества, соединившего Темзу с Рейном. Именно после того, как госпожой Пфальца стала дочь Якова I, туда начали проникать новейшие английские идеи и английская культура вообще. Вероятно, в Хайдельберге побывал Иниго Джонс. Соломон де Ко разбил в этом городе сад во вкусе рано усопшего принца Генриха. Фридрих и Елизавета, эта типично «шекспировская» пара, продолжали разыгрывать свою жизнь как лондонскую драм — их переезд был лишь сменой театральных декораций.

А среди многочисленных новых веяний, проникавших теперь из Англии в эту германскую область, следует особо отметить те, что привозили с собой странствующие труппы актеров. Само присутствие в здешних местах четы театралов, знакомых с английским драматическим искусством, наверняка прибавляло духу гастролирующим английским артистам. Известно, что в 1613 г. английские актеры побывали в Хайдельберге ^[56] и уже оттуда отправились на Франкфуртскую ярмарку, всегда привлекавшую заезжие труппы. Распространению интереса к английскому театру содействовала сама принцесса Елизавета — в Лондоне она содержала собственную труппу и страстно увлекалась драматургией во всем ее жанровом многообразии.

Между Рейнским палатинатом и Англией была налажена регулярная связь: слуги и всякого рода посланцы буквально кишели на пути, связывавшем Лондон с Хайдельбергом. Возвращаясь в германское княжество, эти люди наверняка рассказывали об английских новостях, а может, и привозили с собой только что вышедшие книги. Мы помним, что Фрэнсис Бэкон выказал особое расположение принцессе и ее супругу, с усердием отдавшись хлопотам, связанным с постановкой одного из предсвадебных спектаклей. Вполне вероятно, что оба они — Фридрих и Елизавета — прочли бэконовский труд «О Прогрессе Учености». Принцесса, во всяком случае, в последние годы своей жизни проявляла интерес к творчеству Бэкона и читала его работы с большим удовольствием ^[57]. Она была женщиной умной, хотя, быть может, ее знаниям и не хватало глубины. Курфюрст же слыл интеллектуалом и мистиком, прекрасно разбирался в музыке и архитектуре. Свои философские пристрастия он сумел передать кое-кому из детей. Старшая дочь его, которую тоже звали принцессой Елизаветой, удостоилась чести получить посвящение от самого Декарта, начертавшего ее имя на титульном листе своих «Начал» ^[58].

Рассматривая завораживающие виды хайдельбергского сада, выгравированные Маттеусом Мерианом, мы можем поразмышлять о том, что здесь, в самом центре Германии, на этом обрывающемся к реке утесе высился аванпост яковитской Англии, цитадель едва расцветшей культуры XVII века. Увы! Сей чудный цветок, взращенный на почве, оплодотворенной браком Темзы и Рейна, внушал надежды, которым не суждено было сбыться. Год публикации упомянутой гравюры — 1620-й — стал годом скоротечного правления Фридриха и Елизаветы в Праге в качестве короля и королевы Богемии. Конец того же года открывает трагическую финальную сцену первого периода Тридцатилетней войны ^[59]: опустошение Пфальца и уничтожение блистательного «яковитского» Хайдельберга. Военные действия переносятся в Рейнский палатинат, и разрушительная суть католической реакции сказывается в полной мере на участи Хайдельберга.

После поражения курфюрста Пфальцского против него развернулась неистовая пропагандистская кампания. Враги Фридриха не брезговали ничем, лишь бы унизить его и сделать смешным в глазах бывших подданных. В огромных количествах печатались сатирические листовки. Как правило, это были лубки: картинка, а под ней незатейливые стишки, растолковывающие, что, собственно, происходит. Вот конник трубит — это гонец, рыщущий повсюду в поисках сбежавшего короля Богемии. По большей части, однако, пропагандистские листки бывали куда злее этой сравнительно беззубой карикатуры, содержали зловещие намеки и грязные оскорбления. Перед нами еще одна картинка: Фридрих с женой и ребенком гуляет по тщательно спланированному саду. Художник придал им черты дегенератов и показал, как садовые дорожки прямиком направляют супругов в ад с его пламенами. Фридрих и Елизавета, люди утонченной ренессансной культуры, представлены здесь в облике жалких грешников-колдунов. Трудно осознать, что этот злобный пасквиль изображает ту самую молодую чету, которая, в более счастливый период своей жизни, наслаждалась светлым волшебством шекспировской «Бури».

II. Богемская трагедия

Колесо Фортуны. Немецкая карикатура на Фридриха V. 1621. Scheible J. v. Die Fliegenden Blatter des XVI. und XVII. Jahrhunderts. Stuttgart, 1850. Zwischen S. 232 und S. 233.

В 1577 г. юный Филип Сидни (см. илл. 4) был послан Елизаветой I к императорскому двору, чтобы передать новому императору Рудольф II соболезнования в связи с кончиной его отца, императора Максимилиана II. По ходу этой поездки Сидни не упускал случая посетить кого-либо из немецких князей-протестантов, в частности, побывал он и в гостях у кальвинистских властителей Пфальца. Общение это имело целью выяснить перспективы создания европейской Протестантской лиги. Сидни к тому времени выработал собственную политико-религиозную позицию, опиравшуюся на воззрения его дяди, графа Лестерского. Сидни был сторонником протестантского «активизма», направленного против Испании, — политики чересчур дерзновенной, чтобы ее могла поддержать осторожная Елизавета. Зато в Хайдельберге он неожиданно обрел сторонника и друга — в лице Иоганна Казимира, брата тогдашнего курфюрста Пфальца. Сидни сообщал Уолсингему, что немецкие протестантские князья без энтузиазма восприняли его планы насчет Протестантской лиги, по-настоящему заинтересовались идеей лишь Казимир Пфальцский и «ландгрейв Уильям» (ландграф Вильгельм Гессенский) ^[60].