Когда мы были чужие - Памела Шоневальдт Страница 79

— Ну, прекрасно поработали, — мистер Бенджамен был доволен.

И правда, живот опал и стал помягче. Франческа проснулась, попросила пить, и голос у нее был прежний, почти нормальный.

— Хорошо. Отдохните, мисс Витале, вы, вероятно, еще будете нужны попозже, — сказала мне доктор Бьюкнелл.

Я поставила стул у кровати Франчески, закрыла глаза и почти сразу заснула.

Посреди ночи меня разбудили ее стоны. Вокруг крошечных ран от пиявок возникло нагноение, живот страшно вздулся. Я послала Сюзанну за доктором Бьюкнелл, она пришла, осмотрела Франческу и печально отошла в сторону.

— Очень сильное воспаление, — со вздохом признала она, — если не спадет, боюсь, она умрет.

— Еще поставим пиявки?

— Нет, что могли, они сделали. Я только что прочитала отчет доктора Мортона из Филадельфии — там был бакалейщик, те же симптомы. Его тоже пользовали пиявками. Это не помогло, доктор вскрыл брюшную полость, вычистил гной, перевязал аппендикс и удалил его. Другой пациент с теми же симптомами и лечением скончался, а бакалейщик преотлично выжил. Надо оперировать. Других шансов у девочки просто нет. Вы уж, пожалуйста, заручитесь ее согласием.

Я разбудила Франческу и объяснила, что сказала доктор.

— Нет, — выдохнула она. — Отец умер, когда они его разрезали. Я видела его. — Она вцепилась в подол моего халата. — Позовите маму. Ой, Ирма, мне ужасно больно.

— Франческа, ну, прошу тебя, давай мы попробуем. Доктор очень умелая.

Ее скрутило от боли.

— Ирма, не могу больше! Не могу… помоги мне.

— Франческа, позволь нам тебя оперировать. — Бледные пальцы судорожно взмахнули над одеялом. — Это твой единственный шанс.

Она нащупала мою руку и сжала ее.

— Ты не уйдешь, Ирма? Будешь со мной?

— Конечно. Но, пожалуйста, соглашайся на операцию.

Она кивнула и закрыла глаза, по-прежнему не отпуская мою руку.

— Мисс Витале?

— Она согласна.

Доктор Бьюкнелл еще раз изучила отчет из Филадельфии, а тем временем мы с Сюзанной простерилизовала инструменты, подготовили операционный стол и протерли спиртом живот Франчески. Другие студентки заполнили комнату, встали вдоль стен, многие зажимали нос руками.

— Фу, пахнет хуже, чем на помойке, — прошептала одна.

— Мисс Миллер, — жестко откликнулась доктор, — нет нужды обсуждать очевидное.

Губы Франчески слабо шевелились — она читала молитву. Затем перекрестилась, и тогда я взяла ее за руку, а доктор Бьюкнелл принесла стеклянную пробирку с эфиром и дала ей несколько раз глубоко вдохнуть. Когда Франческа не отреагировала на укол острым инструментом, доктор взяла скальпель и занесла над вздутым животом.

— Начинаем, — скомандовала она, — делаем все как можно быстрее.

Она провела надрез, и раскрылась зияющая полость. Оттуда хлынули зловонные потоки гноя, которые Сюзанна собирала в тазики, а студенты моментально уносили их прочь. Как же тело может настолько разложиться, а при этом человек еще живет?

— Пули, — пробормотала доктор, бросив все три в тазик, где они запрыгали, как вишневые косточки. В пульсирующей красной массе она нашла аппендикс, перевязала его шелковой нитью, затем аккуратно удалила и наложила мелкие швы.

— Теплую воду, — велела она, и Сюзанна принесла мензурку. — Тампон. — Она промокнула кровь, затем свела края разрезанной полости вместе и отодвинулась от стола: — Мисс Витале, заканчивайте, — и указала, где накладывать швы. После того, как я закрепила последний узелок, доктор отошла в сторону, подняла руки, и Сюзанна сняла с нее заляпанный кровью халат.

— Теперь, все что мы можем сделать, это заботиться, чтобы ей было удобно. Давайте морфин, от болей. Все в руках Провидения.

Сначала Франческа спала спокойно. Сердце у нее билось ровнее, дыхание успокоилось и лихорадка спала.

— Это хорошие симптомы. Я запишу отчет об операции, а потом немного посплю. — Доктор устало провела рукой по лбу. — Если что, сразу меня будите.

Я сидела у постели Франчески, держа ее руку в своей.

— Ты увидишь Сканно, — шептала я. — Увидишь свою маму.

Я пыталась убедить себя, что ей лучше, что участившееся дыхание — добрый знак, организм борется с инфекцией. Она начала дрожать, и я накрыла ее одеялом, потом еще одним, затворила окно и развела огонь в небольшой печке.

— Ирма, — сказала Сюзанна, придя нас проведать, — одеяла не помогут. — Она заставила меня пощупать пульс, он был бешеный.

— Сердце работает, — настаивала я в отчаянии. — Она окрепла, разве нет?

— Ирма, отойди, прошу тебя, — Сюзанна мягко отвела меня в сторону и позвонила в колокольчик. Кто-то открыл окно и погасил огонь. Еще кто-то принес виски и велел мне его выпить. Торопливо вбежала доктор Бьюкнелл. Передо мной словно разворачивалась безмолвная пьеса: ушла и вернулась Сюзанна, с ней пришел священник, помазал Франческе елеем лоб, прочел молитву и удалился.

Дыхание ее стало свистящим. Голубые тени легли на руки и возле рта. Один раз она открыла глаза и прошептала:

— Мамочка.

— Франческа, очнись, — умоляла я. Но в ответ в тоненьком горле раздалось только страшное клокочущее бульканье. Продребезжал на улице трамвай. Запоздавшие пьяницы громко переругивались, выходя из таверны, лаяли собаки, и мальчишки шумно играли в мяч. И среди всей этой разноголосицы жизни грудь Франчески опала, а пульс исчез. Я закрыла ее глаза и стояла, раскачиваясь от горя. Доктор Бьюкнелл увела меня из комнаты.

— Почему? Ну почему? — я не могла смириться с тем, что произошло. — Доктор, ведь мы все сделали правильно. Мы все вычистили.

— Хирургия — всегда риск. Не забудьте, бакалейщик выжил, а другой пациент скончался. В любом случае, это был ее единственный шанс. — Доктор утерла платком лоб. — Возможно, мы слишком долго откладывали.

— Она мне поверила! Я обещала, что она вернется домой!

Доктор Бьюкнелл взяла меня за руки.

— Ирма, мы сделаем вскрытие.

Как «люди доктора».

— Нет! Пожалуйста, не надо.

— Это наша возможность понять, в чем мы ошиблись, Ирма. А потом похороним ее, как положено, и пошлем семье телеграмму. Вы должны быть уверены — мы сделали все, что смогли.

Я кивнула в полном изнеможении. Что же, ее мать хотя бы будет знать, Франческа умерла не в одиночестве. С ней были те, кто пытался облегчить ей смертный час. Домой я шла в тяжких раздумьях. В ателье у Элен мы всегда точно знали, каков будет фасон нового платья, мы кроили, шили и подгоняли его ровно по фигуре заказчицы. Все выходило так, как было задумано. И дамы всегда были довольны нашей работой. Но здесь мы разрезали и зашили Франческу без толку, только заставили ее страдать понапрасну.