Анна Леопольдовна - Игорь Курукин Страница 78

Свергнуть «незаконного» (а на самом деле вступившего на престол вполне легитимно на основании петровского указа 1722 года) императора было нетрудно — сложнее было искоренить память о нем. Власти и раньше уничтожали отдельные документы (например, в 1727 году манифест по делу царевича Алексея); теперь же правительство Елизаветы решило устранить всю информацию о предшественнике, «вычеркнуть» его царствование из истории. Сразу же после переворота стали изыматься из обращения монеты с изображением Иоанна Антоновича, публично сжигались печатные листы с присягой, а с 1743 года началось систематическое изъятие прочих официальных документов с упоминанием свергнутого императора и его матери-правительницы — манифестов, указов, церковных книг, паспортов, жалованных грамот и т. п.⁴⁷¹

Поскольку уничтожить годичную документацию всех государственных учреждений не представлялось возможным, целые комплексы дел передавались на особое хранение в Сенат и Тайную канцелярию; ссылки на них давались без упоминания имен. Наследник Елизаветы Петр III, вступив на престол, повелел после снятия необходимых копий уничтожить все дела «с известным титулом», и только очередной переворот не дал выполнить это распоряжение⁴⁷².

Первые учебники по всеобщей истории Вейсьера де ла Кроца и Гильмара Кураса, изданные как раз в годы правления Елизаветы («русские» события добавлялись к основному тексту переводчиками), упоминали только об угрожавшем «погибелью» России «незаконном правлении», которое было пресечено Елизаветой. Забвению подлежали также имена бывших министров — и не только в России. Когда в Германии стали появляться в продаже биографии Миниха, Остермана и Бирона, А. П. Бестужев-Рюмин в 1743 году предписал русским послам в европейских странах добиваться запрещения торговли подобными изданиями и «уведать» их авторов. Попавшие же в Россию экземпляры «пашквилей» должны были немедленно конфисковываться и сжигаться.

Масштабную кампанию по «умолчанию» дополняла серия пропагандистских акций. В церковных проповедях евангельские образы и риторические обороты убеждали паству в законности власти Елизаветы как преемницы дел отца и защитницы веры от иноземцев. К этому жанру примыкали другие публицистические произведения, призванные оправдать произведенный переворот: уже упомянутые «Краткая реляция» и «Историческое описание о восшествии на престол Елисаветы Петровны» или «Разговоры между двух российских солдат, случившихся на галерном флоте в кампании 1743 года».

В проповеди надень рождения Елизаветы 18 декабря 1741 года владыка Амвросий (тот самый, который еще недавно благословлял брак Анны Леопольдовны, а затем предлагал ей стать императрицей) оправдывал действия дочери Петра I борьбой с врагами России, которыми представали Миних, Остерман и другие «эмиссарии диавольские»: «…тысячи людей благочестивых, верных, добросовестных невинных, Бога и государство весьма любящих втайную похищали, в смрадных узилищах и темницах заключали, пытали, мучали, кровь невинную потоками проливали», назначали на руководящие должности иноземцев, а неправедно нажитые деньги «вон из России за море высылали и тамо иные в банки, иные на проценты многие миллионы полагали»⁴⁷³. Антона Ульриха и Анну Леопольдовну владыка теперь величал «сидящими в гнезде орла российского нощными совами и нетопырями, мыслящими злое государству».

Усердие сочинителей приводило к тому, что история свержения императора — «благополучнейшей виктории» над «внутренним неприятелем» — иногда представала в совершенно кощунственном виде. Так, согласно «Историческому описанию», сам Бог «влия благодать свою в немощного и неимущего дома и родителей и мало ведомого, в чине солдатском служащего Георгия Федорова сына Гринштейна» и его приятелей и вдохновил их на подвиг во имя «многострадальной» Елизаветы. Ночной захват власти выглядел священной миссией, которую взяла на себя гвардейская «блаженная и Богом избранная и союзом любви связуемая компания, светом разума просвещенная». Во главе с Елизаветой «по вооружении силой крестною и исшествии из казармы сия блаженная компания… утвердиша слово: намерения не отменить и действо исполнить». После чего заговорщики «поспешением силы крестныя без всякого сопротивления вшед в чертоги царские, принцессу Анну и чад и супруга повелением великия государыни Елисавет Петровны взяша, и отвезены бысть в дом ее величества и лишися власти и санов»⁴⁷⁴.

В торжественном «Похвальном слове» на день восшествия Елизаветы на престол М. В. Ломоносов в 1749 году вещал: «Чудное и прекрасное видение в уме моем изображается… что предходит с крестом девица, последуют вооруженные воины. Она отеческим духом и верою к Богу воспаляется, они ревностию к ней пылают…»⁴⁷⁵ «Дворская буря» явно повлияла на творчество ведущего драматурга эпохи Александра Сумарокова, по совместительству генерал-адъютанта фаворита Елизаветы Алексея Разумовского и начальника канцелярии Лейб-компании. Его «Гамлет», в отличие от подлинника, изображал близкий к российскому вариант событий — подготовленное друзьями принца «силою присяг» народное восстание, в ходе которого герой захватывает дворец, убивает Клавдия и арестовывает главного злодея Полония⁴⁷⁶.

Осуждение и шельмование деятелей свергнутого правительства сопровождались традиционной раздачей милостей. Была объявлена очередная амнистия (но уже без снисхождения к осужденным «по первым двум пунктам»), «сложены» по десять копеек штрафов с подушной подати за 1742 и 1743 годы и «казенные доимки» за 1719–1730 годы; ликвидирована сама Доимочная комиссия⁴⁷⁷. Тайная канцелярия получила распоряжение «наказаний не чинить» обвинявшимся в оскорблении брауншвейгской фамилии и ложно объявившим «слово и дело» духовным лицам, коих надлежало отныне передавать в Синод. На несколько дней, судя по протоколам, деятельность сыскного ведомства замерла, прекратились допросы и пытки; но уже в декабре канцелярия продолжила обычную работу в прежнем составе и с прежним жалованьем.

Из своих защитников-гренадеров Елизавета 31 декабря 1741 года создала Лейб-компанию — привилегированное воинское соединение телохранителей. Сама она стала ее капитаном; принц Гессен-Гомбургский — капитан-поручиком, Грюнштейн — прапорщиком; прочие офицерские должности в этой «гвардии в гвардии» получили самые близкие к императрице люди: А. Г. Разумовский, М. И. Воронцов, братья П. И. и А. И. Шуваловы. Сержантами, капралами и вице-капралами были назначены наиболее активные заговорщики. Все лейб-компанцы «никакой породы» получили дворянство, гербы с девизом «За веру и ревность» и по 29 крепостных душ. Лейбкомпанцы постоянно сопровождали императрицу в поездках, несли дежурство во дворце — и были убеждены в своем особом положении, перед злоупотреблением которым былые гвардейские «продерзости» выглядят детскими шалостями.

Гренадеры буянили, резались в карты, пьянствовали и валялись без чувств, находясь на карауле в покоях императрицы, приглашали туда с улицы для угощения «неведомо каких мужиков»; гуляли в исподнем по улицам, устраивая при этом грабежи и дебоши; могли потребовать, чтобы их принял фельдмаршал, или заявиться в любое учреждение с указанием, как надо решать то или иное дело; их жены считали себя вправе брать «безденежно» товары в столичных лавках⁴⁷⁸.