Чингисхан - Рене Груссе Страница 70

Начало экспедиции ничего хорошего не обещало. Монголы перешли пустынную Алашань. Ее вид оживляла только узкая полоска оазисов и пастбищ, над которыми на востоке возвышалась горная цепь высотой до трех тысяч метров, на чьих лесистых склонах можно было встретить куланов и мускусных оленей. По привычке и вопреки предостережениям китайского даоса Завоеватель целиком отдался охотничьей страсти. Во время очередной облавы загонщики подняли табун куланов, но в этот самый момент коричнево-серый конь Чингиса встал вдруг на дыбы и сбросил седока наземь.

Когда хана подняли, он пожаловался на сильные боли внутри. Разбили лагерь. Случилось это в Цоорхате. Утром Есуй-хатун позвала царевичей и нойонов и объявила:

— У государя ночью был сильный жар. Надо обсудить положение.

Генерал Толун-черби предложил перенести поход на другое время.

— Тангуты, — сказал он, — люди оседлые, живут в глинобитных городищах. Ужели они могут куда уйти, взвалив на спины свои глиняные дома?.. Поэтому нам следовало бы отступить, а по излечении государя снова выступить в поход.

Полководец имел в виду то, что, возвратившись в Монголию, Чингисхан поправил бы здоровье и потом снова отправился бы в поход. Но Завоеватель был категорически против:

— Тангуты чего доброго решат, что мы ушли из трусости. Поэтому мы, возможно, и отступим, но не ранее, чем пошлем к тангутам посла и здечь же, в урочище Цоорхат, дождемся от них ответа.

Так и поступили. Тангутскому царю был направлен настоящий ультиматум: «Некогда ты, Бурхан, обещал быть со своими тангутами моею правою рукой, вследствие чего я и звал тебя в поход на хорезмийцев, нарушивших условия мирного договора. Но ты не только не сдержал слова и не дал войска, но и ответил мне дерзкими словами. Занятый другими мыслями, я решил посчитаться с тобою потом. Ныне, завершив Хорезмийский поход, я возвратился и иду к тебе, Бурхан, потребовать отчет».

Получив ужасное известие, тангут забеспокоился:

— Оскорбительных слов я не говорил!

Ответственность за давний вызов взял на себя Аша-Гамбу:

— Это я произнес оскорбительные слова! А теперь, если вы, монголы, как любители сражений, хотите сражаться, то есть у меня для этого Алашайское ущелье, есть и решетчатые юрты, есть и вьючные верблюды! Если вам нужны золото и серебро да ткани с товарами, то идите в Нинся и в Силян.

Получив этот провокационный ответ, Чингисхан, невзирая на травму, вызванную падением с лошади, постановил довести Тангутскую кампанию до логического завершения:

— Довольно! — воскликнул он. — Как можно думать об отступлении, слыша такие оскорбительные речи? Меня и мертвого стали бы преследовать эти надменные слова. За них и идем!

И, связывая себя клятвой, Есугаев сын призвал в свидетели принятого решения Вечного Тенгри, верховного Бога монголов:

— Да будет воля Вечного Неба!

В марте 1226 года Чингисова армия нанесла удар по Тангутскому царству, действуя через Эдзин-гол, речку, стекающую с Наньшаньских гор строго на север и теряющуюся вместе с окаймляющей ее узкой полосой растительности (ива, тамариск и тограх) в песках и камнях Гоби. Монголам удалось взять город Эдзина, который, стоя у северного края Гоби, защищал подходы к долине. Как отмечает Марко Поло, эта страна славилась своими верблюдами, высоко ценившимися гобийскими караванщиками, а также кречетами, обладавшими исключительными ловческими способностями.

Поднявшись по долине, монголы оказались в «Ганьсунском коридоре», представлявшем собой полосу лёссовых почв, оплодотворяемых реками, стекающими с гор с юго-запада на северо-восток, между Наньшанем (по его северному краю) и Гоби. Цепь оазисов, из которых крупнейшими являются Ганьчжоу и Сучжоу, тянется вдоль стены ив и тополей, среди садов, лугов, пшеничных и просеянных полей, что делает их местом вожделенного отдыха прибывающих из пустыни караванов. Не случайно во все времена Ганьчжоу и Сучжоу славились как «порты» Шелкового пути. По свидетельству Марко Поло, благодаря торговле там сформировалась несторианская община, благоденствовавшая среди буддийского большинства. Побывавший в тех местах через 40 лет названный путешественник видел в Ганьчжоу великолепные буддийские изваяния, установленные в монастырях, чья высокодуховная атмосфера произвела на него сильное впечатление. Отметил он и наличие трех христианских церквей.

Летом 1226 года монголы заняли эти два населенных пункта, после чего Темучжин, утомленный установившейся жарой, удалился в ближние горы, покрытые вечными снегами.

Осенью монголы, держа направление на восток, овладели округом Линчжоу и вышли к Хуанхэ в окрестностях Йинли, в ста километрах от Нинся, вражеской столицы.

Грабежи, которыми оккупанты отметили свое пребывание в этой стране караванных оазисов, как всегда, были ужасными. «Пытаясь спастись от монгольских сабель, жители прятались в горах — на западе это были Рихтгофеновы горы, а на востоке Алашань и Лошань — или в пещерах. Едва ли таким образом спаслось более двух человек из сотни. Поля были сплошь усеяны человеческими костями».

Монгольский бард уточняет, что явившегося на вызов Аша-Гамбу Чингисхан разбил и принудил бежать в Алашаньские горы. «Он отобрал у него юрты, его верблюдов с товарами, весь его народ и все это разметал, как пепел. Тангутов, способных носить оружие, и прежде всего их знать, он истребил». На этот провинившийся перед ним народ он выпустил своих кровожадных воинов с одним-единственным приказом: «Поступайте со всеми попавшими к вам в руки тангутами как вам заблагорассудится!»

Монгольские военачальники толкали Чингисхана именно по этому пути: дети степей и лесов, видевшие смысл только в охоте и пастьбе, они не понимали, чему могли послужить эти землеробы, которых только что привели к покорности, и эти нивы, которые они только что присоединили к своим владениям. Для монголов было проще уничтожить бесполезных, по их понятию, людей, не умевших ни присмотреть за стадом, ни кочевать за ним следом; а также сжечь урожай и уничтожить города, превратив их в опустыненную землю, в выпас для скота и лошадей. «Высшие чиновники доказывали государю, что его китайские подданные не имели никакой ценности и что было бы выгоднее их перебить всех до последнего, чтобы хотя бы извлечь пользу из освободившейся земли, сделав из нее пастбище».

Против этого возражал всего один человек, а именно Елюй Чуцай, киданьский книжник, «китайский» советник Покорителя Вселенной. «Услышав об этом варварстве, он возопил и здесь же доказал, какую пользу можно извлечь из плодородного края, населенного трудолюбивыми людьми. Он доказал, что, обложив умеренным налогом земельные угодья, товары, вино, уксус, соль, железо, дары вод и гор, можно получить 500 тысяч унций серебра, 80 тысяч штук шелка, 400 тысяч мешков зерна, и удивился, как при этом можно считать оседлое население бесполезным».

Главными качествами Завоевателя были ум и рассудительность. Он совершал или позволял совершать самые немыслимые зверства, но лишь потому, что в современной ему монгольской среде иного способа ведения войны не знали, как не представляли себе другого образа жизни, кроме кочевого, находя оседлые страны годными только для грабежей, разбоя и охоты на человека. Но в тот день, когда Чингисхана убедили, что дело обстояло иначе, он немедленно решил использовать новый опыт, тут же приказав Елюй Чуцаю разработать программу регулярного управления оседлым краем, включив в нее перечень фиксированных податей, словом, всего того, о чем говорил «китайский» советник.