История Французской революции - Франсуа Минье Страница 62
История Французской революции - Франсуа Минье читать онлайн бесплатно
Минута свидания была для этой несчастной семьи ужасна, а минута расставания еще того ужаснее. Людовик, уходя, обещал повидаться с семьей еще наутро, но, удалившись в свою комнату, почувствовал, что это испытание слишком невыносимо и, ходя по комнате большими шагами, сказал: „Я не пойду“. Это была последняя его борьба; позже он думал только уже о приготовлении к смерти. В ночь, предшествующую казни, он спал спокойно. В пять часов, согласно его просьбе, он был разбужен Клери и отдал свои последние распоряжения. Он принял причастие, поручил Клери передать его последние слова и вручил ему все то, что имел еще право завещать: кольцо, печать и несколько прядей волос. Между тем забили барабаны, слышен был грохот подъезжающих орудий, раздавался смутный шум от множества голосов. Наконец, появился Сантерр. „Вы пришли за мною, — сказал ему Людовик, — через минуту я буду к вашим услугам“. Затем он передал муниципальному чиновнику свое завещание, потребовал шляпу и сказал совершенно твердым голосом: „Едем“.
Целый час пришлось карете затратить для того, чтобы доехать от Тампля до площади Революции. На протяжении всего пути были расставлены в два ряда солдаты; под ружье было собрано более 40 000 человек. Париж был угрюм. У граждан, присутствовавших на этой прискорбной казни, не видно было ни одобрения ее, ни сожаления к королю; все были молчаливы. Приехав к месту казни, Людовик вышел из кареты. Он твердыми шагами взошел по ступеням на эшафот, принял коленопреклоненный последние благословения от священника, который, как говорят, сказал ему: „Сын святого Людовика, иди на небо“. Затем, хотя и с видимым отвращением, он позволил связать себе руки и, живо обернувшись к левой стороне эшафота, сказал: „Я умираю невинный, но я прощаю моим врагам, а ты, несчастный народ…“ Тут был дан сигнал начать барабанный бой, и он покрыл голос короля. Три палача его схватили, и в 10 часов 10 минут он перестал жить.
Таким образом погиб, имея тридцать девять лет от роду и после шестнадцати с половиной лет царствования, проведенных в поисках добра, лучший, но слабейший из монархов. Предки оставили ему в наследство революцию. Более чем кто-либо из них он был способен предотвратить или закончить ее, ибо он вполне мог стать перед тем, как она разразилась, королем-реформатором или после нее королем конституционным. Он являлся, пожалуй, единственным из государей, не имевшим никаких страстей, и в том числе страсти к власти, и соединявшим в себе страх перед Богом и любовь к народу — два качества, необходимых для того, чтобы быть хорошим королем. Погиб он жертвой страстей, которых вовсе не разделял, страстей своих приближенных, которые были ему совершенно чужды, и страстей толпы, которых он не возбуждал. Мы не много знаем королей, о которых сохранилась бы такая добрая память, как о Людовике XVI. История может сказать о нем, что при большей твердости характера он был бы королем единственным в своем роде.
С 21 января до 2 июня 1793 г.
Политическое и военное положение Франции. — Англия, Голландия, Испания, Неаполь и все имперские округа присоединяются к коалиции. — Дюмурье, покорив Бельгию, задумывает поход в Голландию. — Он желает восстановить конституционную монархию. — Неудачи французских войск — Борьба монтаньяров и жирондистов; заговор 10 марта. — Восстание в Вандее; его успехи. — Измена Дюмурье. — Жирондистов обвиняют в сообщничестве с ним; новые комплоты против них. — Учреждение Комиссии двенадцати с целью разрушить планы заговорщиков. — Восстания 27 и 31 мая против Комиссии двенадцати; Комиссия уничтожена. — Восстание 2 июня против 22-х главных членов Жиронды; арест их. — Совершенное поражение этой партии.
Смерть короля сделала совершенно невозможным примирение между партиями и значительно увеличила число внешних врагов революции. Республиканцам теперь приходилось бороться со всей Европой против разнообразных классов недовольных и, кроме того, еще между собой. Монтаньяры, однако, руководившие брожением народных масс, полагали, что в своем влиянии зашли уже слишком далеко для того, чтобы не довести дело до крайности. План Дантона и монтаньяров, выбравших его своим предводителем, был таков: напугать врагов революции речами, призраками опасности и восстаниями возбудить фанатизм толпы, вверить все народу — и управление, и заботу о безопасности республики, вызвать в нем во имя свободы, равенства и братства страстный энтузиазм, поддерживать его в этом напряженном состоянии кризиса и пользоваться его страстями и его силой. Не кто иной, как Дантон, усиливал народное возбуждение по мере возрастания опасностей для республики и именно он, вместо законов свободы, под именем революционного правительства водворил в государстве деспотизм толпы. Робеспьер и Марат шли еще дальше, чем он; они хотели обратить в постоянный тот режим, на который Дантон смотрел только как на неизбежный переход. Дантон был политическим вождем, а Робеспьер был настоящим сектантом; при этом у первого из них преобладало честолюбие, а у второго — фанатизм.
Монтаньяры при посредстве катастрофы 21 января одержали важную победу над Жирондой, политика которой была значительно более нравственной, чем их, которая желала спасти революцию, не обагряя ее кровью. Их гуманность, однако, вначале слишком робкая, и их слишком поздно начавший проявляться дух справедливости не послужил им ни для чего и в конце концов обратились против них самих; жирондистов обвиняли в том, что они являются врагами народа, только потому, что они восставали против его крайностей; о них говорили, что они сообщники тирана, так как они хотели спасти Людовика XVI; их обвиняли, наконец, в измене республике, так как они проповедовали умеренность. Подобными упреками монтаньяры преследовали жирондистов с упорным ожесточением и в Конвенте, и вне его, начиная с 21 января и кончая 31 мая и 2 июня. Долгое время жирондисты пользовались поддержкой центра, который вместе с правой были против убийств и анархии, а вместе с левой — за меры общественного спасения. Эта масса, которая, в сущности говоря, и составляла нечто среднее в Конвенте и воплощала его дух, выказывала некоторую решимость и уравновешивала до известной степени силу Горы и Парижской коммуны до тех пор, пока среди нее находились жирондисты, всегда красноречивые, иногда бесстрашные и унесшие с собой в тюрьму и на эшафот всю твердость и все великодушные решения Собрания.
Была, впрочем, и минута согласия между различными партиями Собрания. Лепелетье Сент-Фаржо был заколот одним из бывших телохранителей короля, по имени Пари, за то, что вотировал за казнь Людовика. Члены Конвента ввиду общей всем угрожающей опасности на могиле Лепелетье поклялись позабыть все свои раздоры, но, однако, скоро снова занялись ими. В Mo подверглись преследованию некоторые из сентябрьских убийц, наказания которых требовали достойные уважения республиканцы. Монтаньяры, опасаясь, чтобы не стали разбираться и в их образе действия в прошлом и чтобы их противники не воспользовались преимуществом произнесенного над бунтовщиками и убийцами приговора для открытого нападения на них, принудили прекратить преследования. Эта безнаказанность придала еще больше храбрости вождям толпы; Марат, приобретший к этому времени почти неограниченное влияние на толпу, подбил народ к грабежу торговцев, которых он обвинял в скупке жизненных припасов. Он страшно восставал в своих листках и в Якобинском клубе против буржуазной аристократии, купцов и государственных людей (так он называл жирондистов), т. е. против всех тех, кто в народе или Конвенте противились еще господству санкюлотов и монтаньяров. В фанатизме и непобедимом упорстве этих сектантов было что-то ужасающее. С самого начала Конвента они не называли жирондистов иначе, как интриганами, за то влияние, которое они приобрели, и за те не совсем-то прямые средства, которые они употребляли в департаментах против смелых и публичных действий якобинцев.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии