Четыре жизни Василия Аксенова - Виктор Есипов Страница 6

В уже упомянутой нами книге Эллендея Проффер отмечает, что и отношения Профферов с Бродским по мере его литературного возвышения существенно менялись. Порой сквозь его прежнее обаяние проступали напористая самоуверенность и нетерпимость. Именно эти качества своего бывшего друга Василий Аксенов охарактеризовал в процитированном письме как мегаломанию.

Кстати, именно из-за Василия Аксенова, популярность которого в Советском Союзе мемуаристка сравнивает с популярностью в Штатах «Манхэттена» Дос Пассоса или «Над пропастью во ржи» Сэлинджера, произошел первый серьезный кризис и в их отношениях с Бродским.

Из книги Эллендеи Проффер «Бродский среди нас»:

«В это время Иосиф был в Нью-Йорке, и однажды кто-то в издательстве „Фаррар, Страус энд Жиру“ попросил его прочесть рукопись аксеновского романа и дать отзыв. Через несколько дней Иосиф позвонил Карлу и похвастался, что сделал для них доброе дело. (Я работала в кабинете Карла и слышала его часть диалога.)

– Я сказал им, что роман говно, – с гордостью сообщил Иосиф.

Тут Карл, всегда старавшийся отнестись с пониманием к поэтическим завихрениям, не выдержал и отчитал Иосифа. Иосиф, рассерженный и в недоумении, спросил, как ему надо было поступить.

Карл сказал, что он должен был отказаться, сославшись на то, что Аксенов его друг. Иосиф стал оправдываться. Не такой уж близкий друг, книга плохая и т. д.

Карл, прекрасно помня, скольким второсортным авторам Иосиф писал отзывы для обложки и помогал издаться, не захотел заканчивать разговор на любезной ноте.

– Я должен сказать об этом Васе, – сказал Карл. – Вы разрушаете ему карьеру, а он об этом не знает – он думает, что вы друг.

– Иосиф как будто не понял, что он сделал, как это было нечестно, – сказал мне Карл.

А я ответила:

– Так ему удобнее.

Это был критический момент в нашей дружбе с Иосифом: он вполне мог разозлиться на Карла, и это было бы очень печально – мы столько друг для друга значили. Но Карл не испытывал сожалений» ^[27].

Но возвратимся к письму Аксенова. Кто эти упоминаемые им 50 человек, одобривших «Ожог», нам уже не установить, но одно имя известно: это знаменитый прозаик и драматург Михаил Рощин, далеко-далеко не из последних писателей-современников Аксенова.

Из письма Михаила Рощина Василию Аксенову от 11 июля 1977 года:

«Дорогой Василий Палыч! Я провел с Вами четыре дня, и чувствую, вынужден обратиться к забытому эпистолярному жанру, чтобы что-то выразить, сформулировать и сказать Вам, как Другу, как Писателю слова радости, <…> моя радость такая, будто это я сам написал, понимаешь, про себя и своими словами. Помимо правды, испытываешь все время еще и художественное наслаждение, профессиональное, как ты, собака, щедр, как богат, жменями рассыпаешь, слова ставишь прекрасно, фраза все время льется, как лимфа, живая-преживая, и в иных местах слезы наворачиваются от счастья, что человек ТАК пишет среди нашего литературного лесоповала. Ты всегда был поэтом, и здесь поэзия прозы освободилась и расковалась так же, как твоя душа, – я просто вижу, как ты писал и сам смеялся и сам дивился кое-чему, что вылетало вроде бы вдруг из-под пера. Хорошо, хорошо… А какая фантазия, хулиганство, игра „Зарница“, как охерительно написана Москва, пьянка, бабы, дети подземелья, – ну, что говорить, мне пришлось бы сейчас все перелистывать заново и останавливаться на каждом куске. Не с кем, зараза, посмаковать и посмеяться! Про Машкин калифорнийский узел, про Хвостищева, про Вляйзера, про вашего друга Вадима Николаевича.

<…> Ну ладно, это все херня, оценки и выкладки, ты сам все знаешь лучше всех, и замечателен, о чем я только и хотел сказать, сам факт, случай с товарищем Аксеновым, и спасибо Русской Литературе, а также Михаилам Афанасьевичам, разным Исаичам, Борисам, Осипам, Маринам и Аннам, а также даже всяким Дуче, и нашей Казани 1933 года, и нашему подземельному детству и нашей подпольной родине, подпольной стране, которую все никак не превратят в образцовую. Превратим Перовский район в образцовский! Превратим Родину в красную смородину! в черную смородину!