Кровавая королева - Сьюзен Фрейзер Кинг Страница 6

Моя новорожденная сестра напоминала какой-то кричащий и извивающийся комок. Она была черноволосой, как отец, и очень маленькой. Она прожила всего пять дней, успев пережить нашу мать и проложить путь к моему сердцу. Я держала ее на руках и ходила с ней из стороны в сторону, пока женщины занимались Эльсой. Мать угасала, и ее бледное лицо блестело от пота, вызванного жаром. Глаза горели, как зеленые стекляшки, ибо душа ее, сосредоточившаяся в них, уже превращалась в дух. Прошло уже много лет, но я до сих пор слышу во сне ее голос: «Мужайся, дорогая, и готовься к тому, что тебя ждет».

Наш священник окрестил девочку, чтобы сохранить ее душу, а повитухи выкупали ее в теплом молоке и, подняв на руки, произнесли заговоры ото всех возможных бед — от огня, воды, болезней, ран, фей, эльфов и сглаза. Боде нарек ее Бригидой, чтобы еще больше защитить новорожденную. [5]И тем не менее через несколько дней Эльса и маленькая Бригида были похоронены на холме на берегу моря. Их положили лицами на запад, чтобы их души видели Тир На Нг — остров блаженных, расположенный в тумане за границами Ирландии. Там же находилось королевство Аргилл, принадлежавшее моему деду, в котором выросла Эльса.

Вечером накануне похорон моя тетка Ева, выданная замуж за ирландского короля и приехавшая в Файф, чтобы проводить сестру, обняла меня и позволила мне выплакаться на своем плече.

— А теперь осуши слезы и пойди к матери, — сказала она, — отнеси ей подношения, которые потребуются ей в новой жизни, — и она протянула мне маленький полотняный мешочек. — И никогда не говори, что твоя мать и сестра мертвы, — добавила она, — ибо они просто изменили форму своего существования. Теперь Эльса отправиться в путь со своей дочерью. Так считают кельты, и пусть это утешит тебя. — А потом она обучила меня заговору для помощи новопреставленной душе.

Мы стояли в углу главного зала, и мимо проходил наш англосаксонский священник отец Ансельм. Его темные волосы, которыми он так гордился, курчавились вокруг выбритой тонзуры. А присущий ему тонкий слух улавливал все происходящее вокруг.

— Эльса из Аргилла мертва, — кратко заметил он, — и для того чтобы Господь простил ее, ее душа нуждается в молитвах, а не в безделушках. Возможно, ей придется провести некоторое время в чистилище, прежде чем ее душа будет очищена от греха.

— Моя мама сразу попадет в рай, — ответила я. — Хотя, возможно, она предпочтет Тир ньян Ог, где вообще не существует никакого суда. — И при этих словах даже моя тетка, не слишком жаловавшая священников, вздрогнула.

— Она занималась языческими обрядами и вопреки воле Божьей обучила тому же свою дочь, — сузив глаза, произнес он. — А вы, леди, — он кивнул в сторону моей тети, — лишь поощряете превратные представления племянницы. Лучше подумайте о ваших душах.

Тетка промолчала, ибо была гостьей в нашем доме и не имела в нем власти. Она лишь сжала мою руку, и мы, миновав окаменевшего от горя Боде, вышли из зала.

— Этот священник всех гэлов превратит в англичан, чтобы спасти наши души, как будто мы отсталые и ничего не понимаем, — прошептала моя тетка. — Но наследница древних кельтов обязана чтить их традиции. Держи, — и она снова протянула мне холщовый мешочек. Внутри было веретено моей матери, обмотанное последней спряденной ею ниткой, и стальные иголки, воткнутые в незаконченную вышивку. Кроме того, там было несколько свернутых медных струн с ее арфы, на которой она так прекрасно играла, гребень из слоновой кости и два серебряных браслета.

Три кристалла горного хрусталя вывалились из мешочка мне на ладонь, и я положила их обратно. Эти личные вещи будут напоминать душе Эльсы о времени, проведенном на земле, и помогут ей найти путь к дому на небесах. Кристаллы — это крохотные частицы неба, заточенные в земную материю, поэтому они будут служить Эльсе путеводными звездами.

— А это для девочки. — Ева протянула мне маленькую куклу из соломы, обмотанную красной ниткой; на шее у куклы тоже висел кристалл горного хрусталя, который должен был принести девочке радость и удачу.

После того как священник отслужил заупокойную службу, я набралась мужества и вошла в комнату, где на обитых тканью погребальных носилках лежала моя мать. Лицо ее было прекрасно, и казалось, что она спит. Она была облачена в тончайший шелк, на прикрытых веках лежали монеты. Ее вечно занятые чем-то руки с длинными пальцами были сложены и лежали спокойно. Слева от нее, у самого сердца лежал крохотный сверток с новорожденной под полупрозрачным покрывалом, что придавало им обеим призрачную красоту.

Я произнесла часть древнего заклинания, которому меня научила тетя:

Я — слепой усталый странник,

Всем чужой я на земле.

Проводите-проводите

К сонму ангелов меня.

Я положила мешочек рядом с матерью, поцеловала ее руку и присела рядом с Боде. И хотя мать просила меня быть сильной, через некоторое время в полной тишине из моих глаз потекли слезы. Мертвым присущ покой, который живым не всегда удается обрести, ибо мы остаемся наедине с нашим горем, в то время как они уже возносятся к раю. И все же в тот вечер, сидя рядом с матерью, мне удалось обрести покой. Он окутывал ее так же, как пламя восковых свечей окутывало светом ее катафалк.

Говорят, что еще до того, как я научилась говорить и самостоятельно ходить, я уже начала проявлять свой характер и была столь упряма и своенравна, что мало кто мог со мной справиться. Некоторые считают, что с тех пор мало что изменилось. Но меня всегда успокаивала музыка, ибо мать укачивала меня, играя на арфе или напевая древние заклинания гэлов и пиктов, которых римляне прозвали так из-за их разрисованных тел. [6]

У меня тоже была татуировка — символ благодати, который мать нанесла мне на кожу, когда я была совсем маленькой. Со временем она поблекла, но она никогда не сотрется полностью с моего плеча, ибо Эльса выколола ее иголками, вымоченными в вайде и солях меди для придания ей сине-зеленого цвета. Некоторые считают татуировку варварским обычаем, и эти языческие знаки были запрещены церковью еще за три века до моего рождения. Но кельты горды, поэтичны и от природы упрямы, поэтому такие знаки можно встретить и в наше время, хотя их редко выставляют напоказ.

Я ношу на своем плече простой и изящный рисунок — трискелу, представляющую собой три переплетенные спирали, которые являются символом Бригады, которую в присутствии священников нам приходится называть святой Бригадой. Эта трискела, три завитка которой символизируют счастливое кружение духа, порождающего искусства, ремесла и жизнь, является оберегом.