Ордынская броня Александра Невского - Дмитрий Абрамов Страница 57

Далее Феодор слушать уже не мог и не хотел. Кулаки его бессильно сжались, кровь ударила в виски, горячий пот выступил на челе, на груди и спине. Он сильно сжал руку Неле в запястье, застонал и попросил ее замолчать. Девушка умолкла, но продолжала ласково гладить Феодора по волосам и ланитам. Успокоившись, юноша стал договариваться с девушкой о новой встрече. Он обещал, что вновь прискачет к своей возлюбленной через седмицу. Если же этого не случится по какой-либо причине, то он обязательно пришлет ей весть. Наступило время расставания. Они быстро оделись. Княжич вышел наружу. Баня стояла довольно далеко от ближайших хозяйственных построек двора, в котором они нашли приют. Совсем рядом был лес и маленькое озерцо. Осмотревшись, Феодор свистнул три раза по-разбойничьи, как было условлено с Судимиром. И через несколько минут гридь вывел из сеновала, стоявшего саженях в двадцати от бани, двух коней, держа их под уздцы, и направился к Феодору. Тем временем Неле вышла из бани и остановилась на ступенях. Чтобы не привлечь чьего-либо внимания, княжич отвел ее за баню и расцеловал в очередной раз. Девушка слегка дрожала от холода и переживаний. Эта дрожь передалась и княжичу. Совладав с собой, Феодор напоследок прижал свою желанную к сердцу, поцеловал ее в полуприкрытые глаза и перекрестил. Она отвечала ему поцелуем в уста. Оторвавшись от возлюбленной, он обогнул угол бани, взял за узду подведенного ему коня, ступил в стремя и прыгнул в седло. Через несколько минут княжич и гридь неслись во весь дух, разбрызгивая осветлевшие лужи, по дороге на Новгород Великий.

* * *

Вскоре княжеская усадьба на Городище стала напоминать осажденный врагом кром. Со всех окрестных слобод и сел были собраны там переславские кмети. Воинский люд заполнил все свободные постройки усадьбы: клети, конюшню, амбары, сеновал и даже кузницу. Вои несли службу в разъездах на перекрестках дорог, объезжали городищенский кром и окрестные леса, стояли на стенах и воротной веже в карауле. Люди мерзли и мокли, не могли просушить влажной и сырой одежды у костров, спали вповалку на соломе и простывали. Вскоре на Городище поняли, что продовольствия, особенно сена и корма для лошадей и скота, надолго не хватит. Сентябрьские и октябрьские дожди, лившие почти без перерыва, сделали свое дело. В октябре вода так поднялась в Волхове, что ее потоки смыли все стога сена и скирды соломы в лугах и на опустевших полях. Дороги между селами, слободами, монастырями и городом оказались размыты. Сельские и слободские избы подтапливала вода. Связь между городом и весями прервалась более чем на месяц. Так прошел ноябрь и наступил декабрь. Неожиданно пришли холода, и на неделю ударил мороз. На Ильмень-озере стал лед, который держался три дня. Затем неожиданно подул сильный южный ветер, понесший в Волхов обломки льда и холодные воды озера. Ночью с седьмого на восьмое декабря бешеными потоками воды и льда в Новгороде снесло девять городин великого моста между Софийской и Торговой сторонами. Восемь из них унесло вниз по течению и выбросило на берег близ Пидбы у храма Святителя Николы Чудотворца. Девятую разнесло и утопило в водах буйной реки.

Мрачные знамения и угроза голода остудили буйные головы и усмирили мятежный Новгород. Представители новгородской господы прекрасно понимали, что без привозного хлеба с низовских земель эту зиму город вряд ли сможет пережить. Все же торговые пути с востока на запад были в руках у князя Ярослава Всеволодовича. Вот тогда и послали новгородские бояре свое посольство на Городище с просьбой посредничать в переговорах с князем Ярославом. С новгородским посольством в Переславль-Залесский отправился тиун Яким в сопровождении нескольких переславских гридей и кметей. Как записал тогда новгородский летописец: «Не хотяше бо Бог видети кровопролития в братии, ни дияволу радости дати, радуетъ бо ся окаанныи о кровопролитии братне; но изволи благыи Бог тако быти».

Тем временем зима вступила в свои права. Лед сковал реки. Пушистым снежным покровом выстлало землю, и по белым мягким дорогам заскользил санный полоз, зашуршали кованые копыта лошадей. Отрезанные друг от друга осенней распутицей и разливами рек деревеньки, веси, монастыри, города вновь связала бурная жизнь. Смерд правил санями с житом, салом, говядиной и рыбой на городской торг, боярский тиун или холоп гнал коня в село по какому-то делу, молодой боярин выезжал с ловчими и дворовыми на охоту травить волков или медведя-шатуна, купец уже вел санный обоз с товаром куда-нибудь в Торжок или Ламский Волок. А юный княжич Феодор по зимнему первопутку летел в сопровождении доверенных гридей к своей ненаглядной в небольшое сельцо у Липны.

Зима конца 1228 года от Рождества Христова была студеной и малоснежной. Она смирила человеческие страсти и притушила политические распри. Узнав о посольстве из Новгорода, князь Ярослав Всеволодович открыл низовским купцам дорогу, и сотни возов с пшеницей, рожью, ячменем, овсом и пшеном наполнили новгородский торг. Смерды из дальних в основном восточных и южных сотен (волостей) и погостов везли по зимнему первопутку на новгородский торг сало, конопляное масло, мед, гречневую крупу, горох, рыбу и прочую снедь. Доставили с берегов Варяжского моря в Новгород пшеницу, муку, окорока, вина и сукно ганзейские и готские купцы.

Так жизнь вновь пошла своим чередом. Небольшой обоз с рожью, овсом, салом, пивом и медовухой пришел и на Городище из Переславля от князя Ярослава. Многие молодые кмети и гриди получили подарки от своих сродственников. И у всех обитателей княжеской усадьбы появилась уверенность, что эту зиму переживут они здесь близ Великого Новгорода совсем неплохо. Да и мало кто из молодых гридей и кметей не завел в окрестной слободке или сельце себе зазнобу. Ведь уже с самого лета стояла здесь дружина удалых переславских воев, и многим новгородским девицам и женкам, не давали покоя их смелые речи и задорные глаза, сильные и нежные руки и решительный нрав. Не страшила слободских девиц отцовская плеть, а городских женок упреки или брань свекрови. Жизнь брала свое.

Так прошли Филиппово говение и Василий Великий, пробежали Рождество, Святки и Крещение, миновало Сретенье Господне и подступил Великий пост. За первые зимние месяцы не раз встречался Феодор со своей ненаглядной. И уже, казалось, вошли в привычку их встречи. За эти месяцы окреп он и возмужал, а русый волос уверенно пробился над его верхней губой. Голос его все более ломался и становился низким и хриплым. Все более сквозили в нем нотки княжеского достоинства и уверенности в себе.

В канун Великого поста в сыропустную неделю во вторник возвратился на Городище тиун Яким. Уезжал он с десятком воев, возвратился с дружиной в сто человек. Был он встревожен и тороплив. Тут же по его приезду Феодор Данилович позвал княжичей на совет, собиравшийся в тиуновых палатах. Там уже ожидали новгородские мужи — сторонники князя Ярослава: посадник Иван, тысяцкий Вячеслав с братом Богуславом, владычный стольник Давыд, боярин Судимир и другие. В палате было жарко натоплено, но все сидели в шубах, то ли не успев снять верхнюю одежду с дороги, то ли ожидая какого-то скорого и неожиданного сполоха. Речь держал тиун Яким. Он рассказывал о новгородском посольстве в Переславле. Долгим было это посольство. Князь уламывал новгородцев к войне с Орденом и хотел поставить своих волостелей и судий по новгородским сотням. Новгородские мужи стояли на своем, звали князя к себе на стол, но предъявляли ему свои права: