Храм фараона - Зигфрид Обермайер Страница 56

У Пиайя пробудилось любопытство, и он захотел узнать, чья это рука. Он навел справки и тотчас с многочисленными знаками почтения — каждый здесь знал его ранг — был сопровожден в маленькую мастерскую, которая располагалась позади святилища Озириса. Мастер пошел ему навстречу.

— Ты осведомлялся о моем ученике, почтенный? Хотеп здесь.

Вперед вышел худенький мальчишка. Робко опустив глаза, он взволнованно чертил большим пальцем ноги по песку.

«Он охотнее всего сейчас убежал бы», — подумал Пиай и внимательно посмотрел на мальчика.

— Сколько тебе еще осталось учиться, Хотеп?

Мальчик в поисках помощи посмотрел на мастера. Тот сказал:

— Для своего возраста он может уже довольно много. Конечно, он должен еще набраться опыта. Если ты позволишь, господин, я хотел бы тебе кое-что показать.

Мастер повел Пиайя к храму Рамзеса и указал на две статуи царя в человеческий рост, которые охраняли первый пилон.

— Вот, посмотри на эту ногу. Камень был испорченным и под коленом разрушился. Хотеп за одну ночь без рисунка и без модели ноги и пятки заново создал фигуру. Мы приложили ее к скульптуре, и все сошлось! Точка в точку!

Пиай посмотрел на Хотепа. Тот все-таки решился открыть рот:

— У меня в конце концов есть глаза, и потом тут была еще вторая нога, и я внимательно на нее посмотрел.

— И вот так, по памяти…

Хотеп кивнул и снова стал ковырять пальцем в песке.

— Ты мне будешь нужен в храме на юге. То, что ты можешь, — дар богов. Этому не научишься. Ты поплывешь со мной на ладье вверх по Нилу. — Он повернулся к мастеру. — А ты поедешь со мной, почтенный?

— Нет. Мне приказано присматривать за парой каменотесов, которые еще остаются здесь.

Пиай кивнул:

— Всегда везде что-то надо делать. Я не хочу забрать вас всех из Абидоса. Послезавтра мы отплываем в Фивы, будь готов к этому времени, Хотеп.

Прием в старой столице был поистине королевским. Флаг Амона развевался на ветру, звуки фанфар пронзали воздух, барабаны трещали, пели хоры. Небунеф, верховный жрец, и правитель города Птамозе глубоко склонились перед принцессой Мерит, которая в Фивах выказала себя не особо высокомерной. Она знала, конечно, о напряженных отношениях между жрецами Амона и своим отцом, но во многом шла навстречу Фивам. В конце концов Благой Бог взял Изис-Неферт второй супругой, а ее сестра Тия жила здесь в замужестве за высоким храмовым чиновником. В честь Амона планировались и строились новые проекты, и все это превосходило самые смелые надежды жрецов.

Пиай любил этот город, потому что издавна здесь жили самые лучшие скульпторы, художники и каменотесы, семьи которых часто занимались этим делом в течение столетий. Ему нравились старые, постоянно достраивающиеся и перестраивающиеся храмы, нравилось их господствующее положение у южной излучины реки, он не имел бы ничего против, если бы фараон снова сделал этот город своей столицей. Но его мнения никто не спрашивал, он был всего лишь первым архитектором царя. Сейчас пути архитектора и принцессы разделились. Пиай инспектировал все строительные площадки по ту и эту сторону Нила и, хотя знал все важнейшие храмы и дворцы страны, с удивлением и почтением бродил по большому храму с колоннами. Леса были уже совсем низкими, и некоторые скульпторы стояли на земле, доделывая рельефные фигуры и надписи на самых нижних барабанах колонн. Чем больше Пиайя впечатляли девятнадцать рядов из ста тридцати четырех колонн в виде папируса, тем меньше нравились ему работы скульпторов. Наскоро и плохо обученные, они ваяли второпях до полного изнеможения. Когда фараон прибудет в Фивы, все уже должно быть закончено.

«Вероятно, ка Ирамуна никогда не бродит здесь, — подумал Пиай. — Видя эти грубые изображения, он бы в ужасе бросился бежать». Конечно, в северном начатом еще при Озирисе-Сети ряду колонн имелись искусные, старательно выполненные высокие рельефы, но остальное, девять десятых от всех работ, было за несколько лет сделано при Благом Боге Рамзесе.

У Пиайя возникало желание взять из рук молодого лихорадочно работавшего скульптора резец, чтобы показать ему, как прекрасно может выглядеть углубленный рельеф.

Тысячекратно повторялось поставленное в громадных картушах имя царя: Узер-Маат-Ра-Сетеп-Ен-Ра-Мери-Амон-Рамзес, Благой Бог и сын Солнца, повелитель Обеих Стран и строитель этого самого большого из всех храмов. Картуши повторялись на колоннах и стенах, они были повсюду. Они и рельефы были раскрашены светящимися красками, но солнце бросало на них лишь скупые лучи через узкие отверстия в потолке, поэтому многое оставалось в тени и плохо различалось.

Пиай подошел к восточной стене, где по приказу царя был выбит мирный договор между королем хеттов Хаттусили и Рамзесом. На почтительном расстоянии за ним следовали два храмовых чиновника, стараясь как можно меньше бросаться в глаза царскому посланнику. Никто прибывший из Мемфиса или Пер-Рамзеса не оставался в Фивах без наблюдения, тайного или явного. Пиай взобрался на возвышавшиеся на локоть над землей леса и прочитал:

— Что касается отношений великого властителя Кеми и великого повелителя хеттов, то бог не позволяет, чтобы между ними царила вражда. С помощью этого договора… навсегда…

Это было только начало текста, который Пиай с трудом расшифровал. Чтение ему давалось с трудом, к тому же он давно не упражнялся.

«Навсегда, — подумал он. — Что это значит? Ничего не бывает навсегда, ничего нет вечного, за исключением богов и ка человека, погребенного по всем правилам». Но по этому поводу у него появились сомнения. Разве он сам не видел на юго-западе от Мемфиса множество гробниц тысячелетней давности — все пустые, ограбленные, опустошенные? Что случилось с ка тех людей? Где отдыхает птица Ба, когда возвращается из своих полетов? Утешение жрецов звучало отвлеченно, боги, говорили они, конечно же, позаботятся о таких бесприютных душах, и кое-что указывает на то, что они находят приют в храме, расположенном поблизости.

Пиай отмахнулся от этих бесполезных мыслей и покинул храм. Он взобрался в носилки и велел отнести себя в порт. Наверху, на западной стороне, на расстоянии нескольких полетов стрелы от Нила, посреди пустыни, несколько лет назад возник храм Мертвых фараона Рамзеса. Но это был не один храм. Планировалось что здесь возникнет целый город с домами, амбарами, хлевами, сушильнями, мастерскими ремесленников и школой для художников, скульпторов и писцов. Эту школу фараон основал здесь, в центре страны, из нее должны будут выйти люди, которые нужны царю-строителю для его грандиозных проектов. Здесь Пиай временно устроил своего ученика Хотепа, которого сейчас позвал с собой:

— Пойдем посмотрим во дворе храма статую царя. До сих пор это была самая большая из его статуй. Я сам приложу к ней руку, а ты будешь присутствовать при этом.

Хотеп, который ни разу еще не заходил внутрь храма, обомлел. Фигура фараона, сделанная из цельного блока ценного розового гранита, восседала на троне и смотрела с высоты сорока локтей на подданных. Собственно говоря, он еще не мог смотреть, потому что голова и все прочее еще не были окончены, их окружали леса.