Тайный сыск генерала де Витта - Владимир Шигин Страница 55

Историк Н. Эйдельман в своем труде «Пушкин и декабристы» пишет: «В 1825 году Витт, с помощью Собаньской и Бошняка получает важные сведения о южных декабристах и представляет их верховным властям. Однако зимой и весной 1826 года Витт, как это видно по его переписке, сидя на юге, сильно взволнован: Бошняк находится в Петербурге уже несколько месяцев, давая необходимые показания против Лихарева, Давыдова и других декабристов; враг Витта Аракчеев явно не играет особой роли при новом дворе. Ситуация для карьеры генерала-интригана кажется очень благоприятной, он рвется с юга в Петербург, но пока его не призывают. В начале 1826 года Витт просится в отпуск в столицу, но получает через Дибича отказ: “ Буде же, ваше сиятельство, имеете сообщить что-либо особенно важное и лично его величеству, то в таком случае можете донести об оном государю-императору в собственные руки в особом пакете на моё имя”. Тогда Витт ответил любопытной демонстрацией своих особых заслуг: “…Всемилостивейший государь! Позвольте мне ещё присовокупить, что блаженной памяти покойный государь удостаивал меня вполне своего доверия; ещё с 1809 года и до последней минуты своей жизни возлагал на меня поручения особенной важности, поручения, большей частью никому, кроме его величества и меня, не известные; что по сим поручениям я имел счастье доносить прямо его императорскому величеству, и что ни от кого, кроме как лично от самого покойного государя, об известных ему предметах я не получал ни наставлений, ни разрешений, и потому ежегодно по одному или по два раза, смотря по обстоятельствам, приезжал я в столицу или в место пребывания его императорского величества и, доложа ему лично о нужном, принимал словесные государя приказания. Поелику сии поручения касались разнообразных предметов и часто требуют пространных объяснений, то, желая очистить себя совершенно по всему до меня возложенному, и осмеливаюсь я всеподданнейше испрашивать счастия лично быть допущенну к вашему императорскому величеству”».

Верный помощник Александр Бошняк также не упускает случая подыграть шефу. 25 марта 1826 года он сообщал следственному комитету: «Почитаю нужным прибавить, что я сообщил здесь только те сведения, которые получил чрез Лихарева и Давыдова; что, вероятно, граф Витт имел и других, кроме меня, агентов и, может быть, снабжен по предмету открытого мною заговора и ещё некоторыми добавочными сведениями».

Витт действует и через своего родственника Киселева (которого, впрочем, по некоторым сведениям, так же готов был предать, как и погубленных прежде декабристов).

Наконец, желание генерала-шпиона сбылось: получен долгожданный вызов в столицу, и от его ловкости зависит дальнейшая фортуна. Витт прибывает в столицу между 23 и 25 мая 1826 года, а 14 июня извещает П.Д. Киселева: «Зная, сколько вы принимаете участия во всём, что до меня касается, я с удовольствием сообщаю вам, дорогой Киселев, что польщен добротой ко мне его величества, что он много работает со мною и что он прекрасно видит положение вещей. Он очарован состоянием моих поселений и много занимается ими…»

В архивах сохранились разнообразные следы той работы — бурной активности Витта, обращенной на самые разные предметы.

Для начала на нового императора обрушиваются одиннадцать заранее подготовленных докладных записок Витта. Из них шесть касались специальных, чисто военных предметов (в основном военных поселений), остальные же относились к более общим вопросам.

Вот как характеризует сам де Витт типичного представителя декабристского круга: «Он есть невежда, исполненный самоуверенности и самолюбия, мечтающий присвоенными звуками языка иноземного изумлять слушателей или выученными отрывками стихов, им выкраденными, каламбурами, стяжать удивление модного света; одним словом, так называемый благовоспитанный человек есть полуиноземец, не имеющий никакого основательного сведения, но только немногие поверхностные познания, которые умеет он употреблять с успехом для ослепления больших против него невежд, космополит, изучавший нравственности в Дидероте, религии в Вольтере, мечтающий о переворотах и свободе, не способный ни к какому занятию, ни к какой службе».

Эта записка, как и другие, была, в общем, принята наверху весьма одобрительно. Даты прохождения записок Витта хорошо видны по сопроводительным пометам: между 15 июня и 4 июля 1826 года.

Что ж, скажу я вам, несмотря на все отчаянные стенания Н. Эйдельмана, даже он, сам того не желая, признает превосходную работу профессионала-контразведчика!

Пушкиновед Н. Эйдельман пишет: «“Император поручил мне три больших дела”, — хвалился Витт “бофреру” Киселеву 4 мая 1823 года. Одной из этих работ было главное управление Ришельевским лицеем в Одессе, возможным рассадником вольномыслия на юге; почти совершенно развалив это учебное заведение (в котором хозяйничали адъютанты генерала и горничная его возлюбленной Каролины Собаньской), Витт, тем не менее, благодаря этой должности осуществлял секретное наблюдение за польскими профессорами, что внезапно привело и к “находкам”, касающимся декабристов. Втереться в доверие к оппозиционным и революционным кругам генералу помогла уже отмеченная постоянная его вражда с Аракчеевым. Пушкину, не знавшему, конечно, о тайной деятельности Витта, могла, между прочим, импонировать и его неприязнь к Воронцову: рассчитывая без успеха на пост новороссийского генерал-губернатора, Витт, как свидетельствуют современники, имел от царя секретные инструкции — наблюдать за “склонным к либерализму” Воронцовым…»

Известно, что Н. Эйдельман — страстный поклонник масонов-декабристов, и де Витта, по этой причине, он ненавидит со всей страстью, как только может ненавидеть историческую личность профессиональный историк. Но, даже несмотря на всю желчь, Эйдельман вынужден признать, что, занимаясь Ришельевским лицеем, де Витт свёл на нет деятельность тамошних масонов (оставим на совести историка его пассаж относительно неких адъютантов и горничной Собаньской, которые «хозяйничали» в лицее). Признает Н. Эйдельман и успешную деятельность де Витта в отношении местных польских националистов, через которых генерал и вышел на офицерский заговор в Южной армии. Странно, однако, что участие в раскрытии декабристского заговора Н. Эйдельман увязывает с непростыми отношениями де Витта с Аракчеевым. И де Витт, и Аракчеев при всей их несовместимости были абсолютно преданны России и императору. Именно этим в своё время и было определено их назначение на командование военными поселениями. Не выдерживает критики и утверждение, что Пушкину де Витт был симпатичен из-за его неприязни к Воронцову. Никакой неприязни между де Виттом и Воронцовым не было! Наоборот, они вместе воевали, были родственниками и дружили между собой, так же как дружили их жены. Нет ни одного факта, который бы указывал на вражду генерал-губернатора Новороссии и начальника военных поселений Юга России.

Когда же вскоре, как и предсказывал де Витт, грянуло восстание декабристов, то генерал весьма энергично действовал во 2-й армии. Благодаря его усилиям удалось выявить и изолировать вовлеченных в заговор офицеров, стремившихся привести своих солдат на помощь восставшему Черниговскому полку. Как считают польские историки, именно деятельность де Витта, сумевшего предусмотрительно арестовать всех замешанных в заговоре польских офицеров, не дала распространиться мятежу на Польшу и не вызвала столь ожидаемого там всей Европой всеобщего антирусского восстания. Во время следствия и суда над декабристами де Витт находился в Петербурге, где через своих осведомителей способствовал выяснению многих обстоятельств дела. Он не являлся официальным членом следственной комиссии, но активно помогал следствию и состоял при члене комиссии генерале А.И. Чернышеве.