Одиссея батьки Махно - Сергей Мосияш Страница 53

Махно, отлично понимавший психологию крестьян, оказался прав. Полки, сформированные Май-Маевским из местного населения и кое-как спешно обученные стрельбе и строю, едва соприкоснувшись с махновцами, переходили на их сторону: «Мы не дурни, шоб у своих палить», «Хай Май-Маевский мае дулю».

За две недели, прошедшие после съезда, количество повстанцев на Южном фронте увеличилось более чем в два раза и достигло 15 тысяч. Образовалась и отдельная кавалерийская часть в 1000 сабель, которую возглавил лихой рубака Василий Куриленко. У повстанцев появилось 40 пулемётов, но по-прежнему был отчаянный голод на патроны. Полк, переходивший к повстанцам с винтовками, после первого же боя, расстреляв патроны, мало чем отличался от полка, вооружённого дубинами и вилами. И пулемёты на тачанках очень скоро из оружия огневого поражения и устрашения превращались в предмет украшения. Отовсюду слышалось отчаянное: «Патроны давай! Где патроны?» Увы, патроны были у белых.

Наиболее отчаянные повстанцы на свой страх и риск пробирались в тыл к белым, чтобы выкрасть хотя бы пару ящиков и зачастую расплачивались за это своими жизнями.

Неудивительно, что Южный фронт откатывался на север и очень скоро в Пологах уже хозяйничали белые. Отсюда до Гуляйполя было рукой подать. Май-Маевский, отлично понимавший, откуда исходит зло, отдал жестокий приказ:

— Это осиное гнездо — Гуляйполе — сравнять с землёй.

Зато севернее «Свободной территории», куда был отправлен отряд Петра Петренко, дела шли относительно успешно. Отчаянной храбрости воин, полный георгиевский кавалер Петренко пользовался у повстанцев непререкаемым авторитетом и любовью. На пути к Чаплину его отряд вырос едва ли не вдвое, присоединяя к себе мелкие отрядики, действовавшие по волостям. Петренко сходу взял Чаплино и соседнюю станцию Просяная, выгнав оттуда остатки оккупационного корпуса.

Брошенное оккупантами оружие и снаряжение весьма пригодились повстанцам. Продолжая движение, они заняли подряд несколько станций до Гришина.

Под Краматорском Петренко столкнулся с деникинцами, и здесь во время боя он применил свой любимый приём, которым пользовался ещё на Первой мировой. Одев на себя тужурку с погонами прапорщика, он проник к белым и, подбежав к пулемётчику, лежавшему за «Масимом» и стрелявшему по цепи повстанцев, сказал ему:

— Эх ты, разве так стреляют. Дай-ка. И дуй к капитану! Живо!

Пулемётчик вскочил и кинулся исполнять приказ прапорщика. А Петренко, мгновенно развернув пулемёт, начал в упор косить из него белых.

Однако идти на Краматорск, до которого оставалось 12 вёрст, Петренко не рискнул, опасаясь окружения. К тому же из Гришина прискакал посыльный и сказал, что его требуют в штаб.

— В какой штаб? — удивился Петренко. — В Гуляйполе, что ли?

Петренко ехал в Гришино, дивясь, что на станции, которую он взял всего три дня назад, уже образовался штаб. Чей? Какой?

Всё оказалось просто. Из Юзовки, спасаясь от Деникина, в Гришино примчался юзовский революционный штаб с охранной ротой, и сразу же занял бывший дом державной варты, вывесив на нём красный флаг, а на крыльце поставив часового.

Петренко в сопровождении двух адъютантов подъехал к штабу, слез с коня, кинул повод одному из них. Другому сказал:

— Добеги до телеграфа. Пусть попробуют связаться с Гуляйполем. Я после штаба подъеду, поговорю с батькой, — и направился к крыльцу. Поднимаясь по ступеням, он увидел, как забеспокоился часовой у двери, и как только Петренко оказался на верхней площадке, тот крикнул:

— Стой! Вы кто?

— Я Петренко.

— Начальник караула на выход, — закричал часовой.

В дверях появился человек в кожанке, перепоясанный портупеей, с наганом на боку.

— Вот, — сказал часовой. — Какой-то Петренко.

— Проходите, — сказал начальник караула. — Вас ждут, — и проворчал в сторону часового: — Тебе же было сказано десять раз Пе-трен-ко.

— Но вы ж видите... у него же... — промямлил часовой.

— Это не твоё телячье дело.

Начальник штаба Шота стройный, с тонкими чёрными усиками, одетый в черкеску с газырями, привстав за столом, пригласил:

— Садитесь, товарищ Петренко. Часовой, извините, заколебался, увидев ваши погоны, приняв вас за белогвардейца.

— Это я для дела, — сказал Петренко.

— Я так и подумал. Где сейчас находится ваш отряд?

— Он на пути сюда, в Гришино.

— Когда он прибудет?

— Полагаю, завтра будет здесь.

Петру Петренко не по душе пришёлся такой разговор:

— А вы, извините, на каком основании меня допрашиваете, товарищ Шота? Кто вы такой?

— Я начальник штаба Юзовского района.

— А при чём тут я и мой отряд? Командуйте в Юзовке. А я подчиняюсь штабу батьки Махно.

— Стоп, стоп, стоп, товарищ Петренко. Насколько мне известно, ваш Махно контролирует район Гуляйполя. А здесь территория, подконтрольная нашему штабу, Юзовскому, стало быть, и все военные силы должны быть в нашем распоряжении.

— Как я догадываюсь, в Юзовке уже деникинцы. Может, и они в вашем распоряжении? — ехидно заметил Петренко.

— Это не остроумно, — нахмурился Шота.

А меж тем в кабинет всё входили и входили люди, молча рассаживаясь на стулья, стоявшие вдоль стен. Два дюжих молодца сели рядом с Петренко. Это ему не очень понравилось, насторожило, но он не подал вида, продолжая пикироваться с Шотой.

— А по-моему, очень остроумно. Деникин вас вышиб из Юзовки, и вы решили отсидеться в Гришине. Где ж вы были, когда здесь хозяйничали оккупанты?

Шота побледнел и, громко стукнув по столу ладонью, крикнул:

— Молчать! Как вы смеете оскорблять?

— Ты на кого орёшь, с-сука? — стал подниматься Петренко, но сидевшие с ним рядом дюжие молодцы тут же схватили его за руки. Шота демонстративно вынул из кобуры пистолет и положил его перед собой на стол.