Анна Леопольдовна - Игорь Курукин Страница 51

В рескрипте российскому посланнику в Вене Людовику Ланчинскому от 1 января 1741 года Анна Леопольдовна предписывала напомнить «любезнейшей государыне тетке» Марии Терезии и ее министрам о признании императорского титула Иоанна Антоновича, но умалчивала о выполнении Россией союзнических обязательств, хотя и упоминала, что австрийский резидент Гогенгольц на аудиенции 30 декабря обращался за помощью²⁷⁴.

Ланчинский докладывал, что австрийские министры после свидания с ним «в пасмурном молчании находятца». Сама Мария Терезия разговаривала с российским посланником, находившийся в Петербурге посол Ботта подал 15 января 1741 года «промеморию» о нападении Пруссии. Но официальный Петербург молчал — в России больше опасались не Фридриха, а внутренних «нестроений» и ближайших соседей. В январе кабинет-министры рассуждали о том, что «наше государство не в таком состоянии находится, чтоб в чюжие места помощь давать, потому что оное многого внутреннего поправления требует»; к тому же необходимо было «принять в рассуждение шведов, шаха Надира, да и контайшинского (джунгарского. — И. К.) владельца, которые того и смотрят, чтоб Россия каким-либо образом себя обнажила и при первом случае какое нападение учинить»²⁷⁵.

Ответ Вене последовал только в рескрипте Ланчинскому от 15 февраля: для оказания поддержки российская дипломатия предлагала Австрии сначала «соединиться» с морскими державами — Англией и Голландией. Дипломату конфиденциально сообщалось о том, что российское правительство опечалено небоеспособностью австрийских войск — «не без сожаления есть смотреть о слабом тамошнем к собственной обороне состоянии», а также о том, что без указанного «концертования» даже дружественные Австрии державы «тотчас маршировать» не станут. Документ намекал и на возможность уладить спор без войны, поскольку Фридрих II якобы готов к примирению²⁷⁶. Последнее заявление было результатом уловки короля, отличавшегося талантами демагога и пропагандиста, и его дипломатов. «[Король] весьма никаких дальновидных замыслов не имеет и… отнюдь не намерен тишину в Европе, особливо же в империи, изпровергнуть. Но, с другую сторону, имея важные претензии на некоторые земли в Силезии, не может он то так оставить, и для того б охотно он видел, ежели б другие державы королеву венгерскую к тому склонили, чтоб она его удовольствовала», — передавал в январе 1741 года, уже после начала военных действий, граф Александр Головкин из голландской Гааги²⁷⁷.

Морские державы и сами не очень-то собирались помогать. Англия уже вела морскую войну с Испанией за право торговли в Испанской Америке, и экспедиция адмирала Вернона осаждала город и крепость Картахену в Колумбии. В Петербурге же с 1739 года тянулись переговоры о русско-английском союзе, однако англичане упорствовали в ключевом вопросе о немедленной помощи своим военным флотом. К тому же британское правительство весьма желало, чтобы русские войска учинили «диверсию» против Фридриха II, но не хотело ввязываться в войну на континенте. Так же вела себя и Голландия. Голландские министры после консультаций с Головкиным заявили: они согласны с тем, что сохранение стабильности империи есть «главнейший интерес» европейской политики, но в самой Германии многие «принцы» выступают против Марии Терезии; английский Ганновер и их собственная территория примыкают к границам Пруссии и Франции — «и тако надобно нам на обе те стороны смотреть» и не предпринимать никаких «демаршей», пока не станут ясны намерения основных игроков — Пруссии, Франции и Австрии²⁷⁸.

Весной и летом 1741 года европейская тишина рушилась на глазах. Русский посол в Париже князь Антиох Кантемир доложил: первый министр кардинал де Флери заявил, что его страна не намерена соблюдать Прагматическую санкцию. В итоге Миних прямо заявил маркизу Ботте, что Россия «одна не в состоянии королеву венгерскую сутенировать»²⁷⁹. Одновременно русским посланникам в Дрездене и Вене пришлось оправдываться за заключение союза с Пруссией, а послу в Берлине было предписано заявить о недопустимости агрессивных действий в Силезии²⁸⁰.

Но оказывать помощь старому союзнику Россия не спешила — вместо этого ее дипломаты стремились содействовать заключению австро-польско-саксонского союза. При российском посредничестве шли тайные переговоры, однако «соединение» дрезденского и венского дворов шло туго; саксонский курфюрст, он же король Речи Посполитой, Август III набивал цену и требовал от Вены 40 миллионов талеров субсидий на 12 лет под гарантии России и Англии. У России с Августом III были свои проблемы: надо было решить «курляндское дело» — вопрос о преемнике Бирона, поскольку герцог Курляндии официально являлся вассалом польской короны; кроме того, он соглашался на участие Речи Посполитой и Саксонии в войне против Фридриха только при условии, чтобы русские войска «наперед через Пруссию в Померанию действительно вступили», что означало неизбежный конфликт России с Пруссией.

По поводу договора с Пруссией оппонентом Миниха выступил новый кабинет-министр граф М. Г. Головкин. В декабре 1740 года он полагал, что заключение договора хорошо бы «умедлить», а текст его сообщить австрийскому резиденту. Позднее в письмах Остерману граф выражал мнение о необходимости замены посла в Берлине Бракеля, который в своих донесениях «прусской двор оправдать всячески тщится»; предлагал подтолкнуть к войне с Пруссией саксонского курфюрста и с помощью денег «уговорить» поляков, а затем вступить самим, чтобы в итоге Пруссию «на воеводства разделить». В его документах после ареста были обнаружены проекты «тайной конвенции» с Марией Терезией²⁸¹. Миних-старший указал в мемуарах, что правительница согласилась на участие в австро-саксонско-российском союзе против Пруссии, но он так и не был заключен²⁸².

Скорее всего, подобные размашистые планы едва ли могли вызвать сочувствие со стороны осторожного Остермана — и остались нереализованными. Отставка Миниха в марте не облегчила положения, поскольку австрийцы по-прежнему терпели поражения: 10 апреля 1741 года армия фельдмаршала Нейперга, удачно начав сражение, была разбита пруссаками под Мольвицем. Российские и австрийские дипломаты в конце концов проглядели образование антиавстрийской коалиции с участием Саксонии, Баварии и Франции.

Для Австрии настала черная полоса. В мае 1741 года в Нимфенбурге Франция вступила в союз с Испанией и Баварией; к нему присоединились Неаполь, Пьемонт и Модена — все они предъявили территориальные претензии к Австрии, а баварский курфюрст Карл Альбрехт провозгласил себя новым императором Священной Римской империи. К этому союзу примкнул так и не договорившийся с Веной Август III, претендовавший на Моравию. Фридрих II, со своей стороны, в июне заключил в Бреславле союзный договор с Францией. Летом 1741 года Карл Альбрехт двинул свои войска в Австрию; жители Линца присягнули ему как эрцгерцогу. Далее он направился в Чехию, куда уже вступили саксонские войска. Прага была взята, и 19 декабря курфюрст приказал приносить ему присягу как императору Священной Римской империи.

Марию Терезию поддержали тогда лишь венгерские дворяне. Петербург же по-прежнему уклонялся от конкретных обязательств. Рескрипт от 19 мая разъяснял Ланчинскому: если послать на помощь Вене войска сейчас, то «вся тяжесть на нас налагается», в то время как в Петербурге «ежедневно швецко-го наступления ожидать принуждены», а потому Россия начнет действовать только после выступления других союзников Австрии²⁸³. Согласно реляциям Ланчинского, австрийские министры просили о помощи и в июле, и в августе 1741 года. «Венгерская королева» на аудиенции 4 сентября вновь обратилась к посланнику за поддержкой — в это время к столице Австрии приближались баварцы.