КГБ в Японии - Константин Преображенский Страница 5

Непосвященному человеку эту комнату в торгпреда не найти никогда: вход в нее сопряжен с рядом условностей. Но и в само торгпредство тоже войти не так просто.

— Кто вы? — хмуро спросил советский привратник: у ворот, исполняя, по существу, обязанности дворника, по очереди дежурили все рядовые сотрудники торгпредства, и это обстоятельство их угнетало.

— Корреспондент ТАСС! — отвечал я, высокомерно глядя в сторону и тем давая понять, что вхожу в число особенных журналистов, которые занимаются некоей тайной работой и могут устроить любому из торгпредских сотрудников очень большую неприятность.

Привратник моментально догадался об этом, и выражение его липа смягчилось. Он молча нажал на кнопку, открывающую тяжелую стальную дверь.

Там, в полутемном тамбуре, путь мне преградила еще одна дверь, тоже железная, но привратник открыл ее теперь без напоминаний.

По лестнице я поднялся на второй этаж. По широкому коридору бродили со скучающим видом немногочисленные сотрудники торгпредства в тщательно застегнутых пиджаках. Судя по всему, делать им особенно было нечего.

В коридор выходило несколько дверей, выкрашенных в одинаковый серый цвет. Отыскав нужную дверь, я вошел в комнату, почти всегда пустовавшую Здесь располагался кабинет представителя одного из бесчисленных советских внешнеторговых объединений. Его должность с самого начала была закреплена за КГБ, и все те, кто занимал ее, сменяя друг друга в течение послевоенных десятилетий, были разведчиками и потому показывались в своем кабинете очень редко, проводя большую часть времени в резидентурах — посольской или торгпредской, расположенной, впрочем, тут же, за стенкой.

О том, что в этой комнате имеется особо секретная дверь, знали все служащие торгпредства и потому побаивались заглядывать сюда, чтобы их не заподозрили в шпионаже в пользу японцев. В то же время группы молодых мужчин из АПН, ТАСС, «Интуриста» и даже из представительства морского фи от а распахивали эту дверь не таясь и громко переговариваясь друг с другом. Все они были разведчиками.

Вход в резидентуру находился здесь же.

Там ярко горел свет и громко работало радио, чтобы заглушить разговоры.

— Тебя ждет письмо о каком-то Сэймоне! — усмехнулся Николай, приподнимаясь из-за стола и протягивая мне руку, которую я тотчас с почтением пожал. — Слыхал, слыхал я про этого Сэймона и даже знаком с ним! — невозмутимо продолжал Николай. — Познакомились на приеме у министра. Оказывается, он даже умеет изъясняться по-русски!..

Я вежливо улыбнулся, так как и не смог сразу сообразить, хорошо это или плохо с точки зрения КГБ.

— Да, человек он приятный в общении, — задумчиво продолжал между тем начальник. — Что ж, раз Центр дает тебе задание с ним встречаться, я возражать не могу. Хотя…

И как это принято в КГБ среди высоких начальников, Николай многозначительно умолк и испытующе посмотрел на меня, стараясь понять, как я закончу фразу сам.

Но ко всем этим штучкам я давно уже успел привыкнуть в Москве и потому думал сейчас о другом: как бы мне не попасть впросак при трате первый раз в жизни казенных денег.

— А сколько можно заплатить за угощение в ресторане? — осторожно спросил я. — Поймите, это моя первая оперативная встреча!

— Десять тысяч иен, — сообщил Николай. — Но можно и меньше! — закончил он, загадочно улыбнувшись.

Из этого я заключил, что к моим первым оперативным тратам будет приковано самое пристальное внимание. Начальники захотят сразу понять, склонен ли я к тому, чтобы лишний раз покутить за счет многострадального советского народа.

— А счет в ресторане брать? — спросил я с надеждой в голосе.

Из чтения множества оперативных дел я уже знал, что советскому разведчику брать в ресторане счет все же не подобает, чтобы втихую вербуемый иностранец не догадался, что тому предстоит в конце месяца финансовый отчет в резидентуре.

— Что ж, возьми! — небрежно заметил Николай, давая понять, что эта первая моя встреча будет проверочной не столько для Сэймона, сколько для меня самого…

Еще я почувствовал, что на первый раз следует ограничиться только этими вопросами, и поднялся из-за стола. На прощанье мы любезно улыбнулись друг другу, что было так не похоже на отношения, принятые в военной среде.

Узнать домашний телефон Сэймона оказалось проще простого: он был членом многочисленных научных обществ, в списках которых с японской тщательностью были указаны все сведения о нем, вплоть до совершенно не нужных. На их основе я даже составил объемистое письмо в Москву, содержащее дополнительные биографические данные о Сэймоне. Оно помогло заполнить анкету будущего агента, а в разведке КГБ всякая новая бумажка в досье ценится очень высоко, гораздо выше, чем живая разведывательная работа.

Подняв трубку телефона, Сэймон тотчас узнал мой голос и пустился в восторженные приветствия. Должно быть, ему вспомнилась свобода и непринужденность, характеризовавшие наше кратковременное приятельство.

Я предложил встретиться, и Сэймон, не мешкая, согласился. Указав место и время встречи, я тотчас повесил трубку, чтобы не искушать судьбу чересчур долгим телефонным разговором, к которому неизвестно кто еще может подключиться. Надо ли говорить о том, что ради этого звонка я поехал на многолюдную центральную улицу Гиндзу, поскольку телефоны-автоматы вокруг представительства ТАСС также могли прослушиваться полицией.

Для первой встречи с Сэймоном я выбрал небольшой ресторан на зеленом островке Токио Ёёги, облюбованном ныне золотой молодежью.

До войны здесь располагались загородные дома аристократии, сделанные из бумаги и тонких досок, как это было всегда принято в Японии Во время бомбардировок все они сгорели дотла. После капитуляции здесь, на образовавшемся пустыре, вырос квартал особняков для американских офицеров, получивший название «Вашингтонская высота». Но через несколько лет завершилась оккупация, и Ёёги был снова сравнен с землей. Со временем здесь стали появляться новые дома, на первых этажах которых размещались недорогие рестораны, и потому этот район облюбовали студенты. Такой район не единственный в Токио, но только здесь сохранились парки, разбитые относительно недавно на месте простиравшихся тут прежде полей и, кажется, еще хранящие в себе приторный аромат риса. По вечерам их свежее дыхание придает опьяневшим гостям столь необычное для многих из них чувство деревенской свободы.

Большинство здешних ресторанов специализируется на европейской кухне, однако в той или иной степени трансформированной с учетом японского вкуса. Ощущение европейского шика достигается за счет сервировки, нарочито дорогой. У каждого прибора лежит по несколько ножей и вилок и даже специальный крошечный прибор с пружинкой для выжимания сока из дольки лимона. В такой «двойственной» обстановке японцы чувствуют себя очень уютно, да и цены в Ёёги не особенно высоки.

Разумеется, помощнику министра появляться здесь все-таки не пристало. Но ведь пригласил его сюда я, намекая на свой молодой возраст и как бы не зная об истинном, весьма высоком общественном положении Сэймона.