Николай II - Сергей Фирсов Страница 49

История канонизации Серафима Саровского такова. Еще задолго до того, как Николай II взошел на престол, в январе 1883 года начальник московских женских гимназий Викторов на имя обер-прокурора Святейшего синода К. П. Победоносцева отправил письмо, в котором предложил «ознаменовать начало царствования (Александра III. — С. Ф.), перед священным коронованием государя императора, открытием мощей благочестивого, всей Россией чтимого угодника, которого молитвы и при жизни его были действенны, тем более теперь они будут благопоспешны для великого государя, когда Серафим предстоит перед престолом Всевышнего в лике серафимовском». Ответа Победоносцева на это письмо, как, впрочем, и каких-либо суждений, касающихся взглядов обер-прокурора на проблему канонизации Серафима, найти не удалось. Очевидно, письмо проигнорировали. Позже отвергнуты были и последующие ходатайства, связанные с вопросом о причислении Саровского старца к лику святых.

Проблема эта была поставлена и разрешена только в начале XX века. Характерно, что официальная Церковь (в лице Святейшего правительствующего синода), равно как и глава ведомства православного исповедания, равнодушно относилась к идее церковного прославления Серафима. Победоносцев был поставлен царем перед фактом: праведник должен быть причислен к лику святых. Обер-прокурор, видимо обескураженный действиями царя, рассказал об этом С. Ю. Витте. Летом 1902 года Победоносцев был приглашен на завтрак к императорской чете, где ему и было предложено буквально через несколько дней предоставить указ о провозглашении Саровского старца святым. На замечание Победоносцева, что святыми провозглашает Святейший синод после ряда исследований, Александра Федоровна заметила, что «государь все может» (курсив мой. — С. Ф.). «Этот напев, — комментировал Витте, — имели случай слышать от Ее Величества по различным случаям». И все же император принял тогда к сведению резоны своего старого учителя, вечером того же дня отправив Победоносцеву записку, в которой соглашался с его доводами. Одновременно он повелевал провести необходимые для канонизации действия к следующему году. Не имея возможности игнорировать повеление царя, Победоносцев тем не менее негодовал, не скрывая своего недовольства и, по своему обыкновению, «вздыхая» обо всем происходившем. «Такое святопроизводство к празднику, выдуманное этими вредоносными черногорками и подкрепленное дармштадтской принцессой, — отмечал государственный секретарь А. А. Половцов, извещенный о происходившем самим обер-прокурором Святейшего синода, — может наделать много хлопот».

Возмущение Победоносцева объяснить нетрудно. Поразительно было само обращение царя именно к главе ведомства православного исповедания с требованием предоставить указ о канонизации. Императору логичнее было бы вызвать для беседы первоприсутствующего члена Святейшего синода, митрополита Петербургского, — для передачи своего пожелания и выслушивания мнения иерархов (вопрос о канонизации был сугубо церковным). Кроме того, Николай II не приказал созвать комиссию для проверки сведений, говоривших в пользу святости Серафима Саровского, на что как «блюститель правоверия» в стране имел полное право.

Вопрос о том, кто инициировал в начале XX века «дело святого Серафима» и заинтересовал им царя, обсуждался современниками достаточно широко. К. П. Победоносцев полагал, что «первую мысль о сем предмете» подал самодержцу архимандрит Серафим (Чичагов), настоятель Спасо-Евфимиева монастыря, — бывший гвардейский офицер, дворянин, ушедший в Церковь и после кончины супруги принявший монашеский постриг. Генерал А. А. Киреев, близкий к придворным и церковным кругам человек, в своем дневнике писал, что оберпрокурор Святейшего синода считал архимандрита «великим пролазом и плутом». По словам генерала, отец Серафим «как-то пролез к государю, а затем государь уж распорядился самовольно. Год тому назад он приказал Победоносцеву, чтобы через год было торжество причисления к лику святых Серафима Саровского. Положим, Сер[афим] действительно святой, но едва ли такое „распоряжение“ соответствует не только верно понятому чувству религиозности, но и канонам (даже русским)» (курсив мой. — С. Ф.). Итак, не сомневаясь в том, что Серафим Саровский — праведник, верующие современники возмущались действиями царя, свои повеления ставившего выше церковных традиций и правил.

Исполняя повеление Николая II, специальная комиссия под председательством митрополита Московского Владимира (Богоявленского) в составе восьми человек (куда, кстати сказать, входил и архимандрит Серафим Чичагов), 11 января 1903 года освидетельствовала мощи Саровского старца. По результатам был составлен секретный рапорт. Однако вскоре результаты работы комиссии стали известны в кругах, весьма далеких и от религии, и от Церкви. В результате церковные власти вынуждены были предпринять не предусмотренные ими заранее шаги. Во-первых — опубликовать «секретный рапорт» в официальном органе Святейшего синода. И во-вторых — в газете «Новое время» поместить заявление митрополита Санкт-Петербургского Антония (Вадковского) о сохранности мощей Серафима Саровского. Сделано это было в один день — 21 июня.

Примечателен повод, выдвинутый митрополитом Антонием для объяснения своего печатного выступления. По его словам, это произошло в связи с усиленным распространением в столице «недели три назад» гектографированных листков «Союза борьбы с православием», который якобы «принял на себя, во исполнение долга своего перед истиною и русским народом, расследование дела о мощах Серафима Саровского». К сожалению, никаких сведений о названном союзе, а также копий гектографированных листков до сих пор обнаружить не удалось. Скорее всего, такой организации не существовало — было лишь сообщество людей, поднявших шум из-за «обмана» (как им казалось) общественности церковными властями по поводу сохранности мощей святого. Митрополит Антоний в этой связи заявил о факте сохранности «остова» старца, напомнив, что для разговора о святости наличие мощей не обязательно — это только дополнительное чудо ко всем прочим.

Выступление иерарха лишний раз доказывало полную внутреннюю несвободу Церкви, вынужденную публично оправдываться перед неверующими людьми, чье мнение для православных не имело никакого значения. А. В. Богданович отметила это обстоятельство в дневнике, указав, что Антонию вообще не стоило упоминать о гектографированных листках «какого-то „Союза борьбы с православием“. <…> Все находят, — писала она, — что этим письмом митрополит Антоний не улучшил положение дела, а ухудшил его». Под «всеми», вероятно, стоит подразумевать близкий дому Богдановичей круг лиц, чье православное миросозерцание для автора дневника было очевидно.

К тому времени, когда комиссия митрополита Владимира уже составила свой рапорт, Святейший синод официально объявил о готовившейся канонизации Серафима Саровского и о роли императора в этом деле. В «Деяниях Святейшего Синода» от 29 января 1903 года указывалось, что 19 июля 1902 года, «в день рождения старца Серафима, Его Императорскому Величеству благоугодно было воспомянуть и молитвенные подвиги почившего, и всенародное к памяти его усердие, и выразить желание, дабы доведено было начатое уже в Св. Синоде дело о прославлении благоговейного старца». По словам американского историка Р. Уортмана, для Николая II и Александры Федоровны «поклонение Серафиму Саровскому стало символом их неизменной преданности Богу и народу», а сама церемония канонизации «являла собой духовный и символический союз трех стихий: „народа“, представленного богомольцами; Церкви, символизируемой духовенством и добровольными хоругвеносцами; и монарха с его семейством и приближенными».