Александр Коротков - Теодор Гладков Страница 49

У «Степанова» времени, да и надобности на длительное раскачивание просто не имелось. По счастью, он обнаружил, что никакого наблюдения за ним со стороны немецких спецслужб не велось. Это казалось удивительным, но факт оставался фактом. Никто не прилипал к нему на улице, лишь только он выходил за ворота полпредства, никто в бирхалле не сидел за столиком напротив, прикрываясь газетой, и так далее.

Коллеги в полпредстве объяснили: немцы демонстративно сняли почти всякое наблюдение за советскими дипломатами. (Исключение составлял лишь Амаяк Кобулов. Спецслужбы мгновенно вычислили, что именно он является резидентом НКВД — для этого, впрочем, достаточно было знать, чей он брат, — и сразу взяли под плотную опеку.) Во-первых, этим они давали понять, что доверяют Советскому Союзу, что намерены свято соблюдать пакт. С этой целью они даже пошли на вообще беспрецедентный шаг: показали советским специалистам новейшие самолеты-истребители, танки и некоторые другие виды вооружения. Тут, правда, крылась и еще одна цель — запугивание!

Во-первых, Рейнгард Гейдрих, шеф полиции безопасности и службы безопасности СД, был уверен и сумел убедить в этом Гитлера, что очистил Германию от иностранных разведчиков и коммунистического подполья. Доля истины в этом присутствовала. Правда, заслуга тут принадлежала не только Гейдриху, но и… бывшему советскому наркому внутренних дел Ежову и, правда, в гораздо меньшей степени, нынешнему — Берии, изрядно прохудившим во многих местах собственную разведывательную сеть.

Без особых сложностей в первые же дни по прибытии в Германию Коротков выяснил, что оберрегирунгсрат доктор Арвид Харнак как работал, так и продолжает работать в имперском министерстве экономики.

Затем методом личного наблюдения установил, что «Брайтенбах» каждое утро выходит из своего дома № 21 на Кармен-Сильверштрассе и едет на Курфюрстендам, 140, где размещался сектор «Е» (контрразведывательный), в котором он служил. Значит, с Вилли Леманом тоже все в порядке.

В начале сентября Коротков позвонил по телефону, указанному в оставленной «Брайтенбахом» записке, назвал пароль, а затем, в соответствии с условиями, договорился о личной встрече.

На следующий день он уже сидел за кружкой светлого пива в бирхалле на одной из улочек, вливающихся в Кант-штрассе, неподалеку от вокзала «Цоо».

В назначенный час, много позднее окончания рабочего дня, в прокуренный зал вошел мужчина лет пятидесяти, чуть выше среднего роста, плотного сложения, с короткой, крепкой шеей и почти круглой головой. Уши и нос у него были специфически приплюснуты, похоже, в молодости он занимался либо борьбой, либо боксом, лоб высокий, с большой залысиной. Маленькие светлые глазки взирали на мир уверенно и цепко. Во всем его облике чувствовалась сила и обстоятельность. Ничего «гестаповского» в его внешности Коротков не углядел, но что-то от старого служаки, эдакого фельдфебеля-резервиста, в нем ощущалось.

«Брайтенбах» вычислил Короткова в достаточно людном зале безошибочно по описанию, приметам и, наверняка, интуиции. Контакт состоялся. Взаимопонимание и доверие было достигнуто сразу. Тому способствовал и привет, переданный «Брайтенбаху» от некоего чеха, «владельца рекламного бюро» — Василия Зарубина.

9 сентября, после донесения в Москву о встрече с «Брайтенбахом», «Степанов» получил из Центра шифровку, подписанную Берией:

«Никаких специальных заданий “Брайтенбаху” давать не следует. Нужно брать все, что находится в непосредственных его возможностях и, кроме того, что будет знать о работе против СССР различных разведок, в виде документов и личных докладов источника».

Коротков должен был признать, что нарком разбирается в тонкостях работы с ценными агентами, находящимися в особо опасных, экстремальных условиях: не нужно и чересчур активизировать, подвергая тем самым лишнему риску. «Брайтенбах» сам прекрасно понимает все и не нуждается в подталкивании.

На следующей встрече (на первую Леман, конечно, пришел с пустыми руками) Коротков получил от него особенно ценный и полезный для работающих в Германии разведчиков документ: копию доклада Рейнгарда Гейдриха руководству рейха «О советской подрывной деятельности против Германии». Кроме того, он подробно описал реорганизацию нацистских спецслужб, проведенную секретно в сентябре-октябре 1939 года. Эта информация позволила внести существенные коррективы в работу самого Короткова, его коллег, значительно ее обезопасить.

По ходу разговоров выяснилось, что за то время, когда связь с ним не поддерживалась, Вилли Леман стал гауптштурмфюрером СС и криминаль-комиссаром по иерархии государственных чиновников в полиции.

— Мы с вами больше встречаться не будем, — расставаясь второй раз, сказал Коротков Леману. — Дальнейший контакт будет поддерживать другой товарищ. — И он подробно описал собеседнику внешность Бориса Журавлева.

Больше Коротков действительно никогда не видел Вилли Лемана. Зато Борис Журавлев за оставшиеся до нападения Германии на СССР девять месяцев встречался с «Брайтенбахом» не один раз и сохранил об этом человеке самые теплые воспоминания и по сей день.

Тут автор считает необходимым сделать следующее отступление. В появившихся в последнее время публикациям о Лемане прямо или косвенно утверждается, что его сотрудничество с советской разведкой основывалось не на идейной, а на чисто деловой основе. Это неверно. Авторов этих утверждений ввел в заблуждение тот факт, что советские разведчики «Брайтенбаху» деньги действительно давали. Но нужно понять следующее. Верно, в истории даже последних лет имеются примеры — недавние у всех на памяти, — когда иностранцы, имеющие доступ к тайнам, инициативно являлись в наше посольство или консульство и предлагали купить, скажем, шифры военно-морского флота своей страны. За огромные деньги, суммы порой исчислялись сотнями тысяч долларов.

Тут все ясно и недвусмысленно: агент работает из корыстных побуждений, ему безразлично, кому продать секретный документ, — кто больше заплатит, тот и получит. Случалось, одну и ту же информацию подобный «доброжелатель» продавал двум, а то и трем разведкам, иногда даже враждующих между собой стран.

Принципиально иное дело, когда разведка помогает своему агенту материально, попросту оказывает тому некое вспомоществование: дает деньги в качестве компенсации каких-то расходов, на прожитие, отдых, учебу детей в университете, на лечение (тому же Леману своевременная денежная помощь, как мы знаем, спасла жизнь), в связи с каким-либо несчастьем в семье. В таких случаях никак нельзя утверждать, что агент работает за деньги. В конце концов, кадровый сотрудник разведки тоже получает жалованье от своего ведомства.

Вот что рассказал автору последний советский разведчик, поддерживавший связь с «Брайтенбахом» в роковые месяцы, недели и дни перед войной, — Борис Журавлев:

— Я и сегодня ни минуты не сомневаюсь, что «Брайтенбах» работал исключительно на идейной основе. Хоть и кадровый полицейский, он был антинацистом. Возможно, даже именно поэтому. Тем более, что, очутившись в гестапо, видел изнутри, насколько преступен гитлеровский режим, какие несчастья он несет немецкому народу.