Александр Коротков - Теодор Гладков Страница 47

21 августа 1937 года с промежутком в несколько минут были расстреляны в так называемом особом порядке Артур Артузов, руководивший много лет германскими делами последовательно в ОГПУ-НКВД и Разведупре, Отто Штейнбрюк и Борис Гордон. Уволен из НКВД и Белкин — «Кади». Александр Гиршфельд был отозван и многие годы провел в заключении. После смерти Александра Агаянца, то есть с 1939 года, никто в Центре ничего о Харнаке не слышал. В Москве о «Балтийце» знали всего четыре человека — все они также были расстреляны…

И вот теперь Коротков внимательно изучал агентурную сеть, созданную «Балтийцем» всего за четыре года, и не мог не поразиться энергии этого человека, которого он пока в глаза не видел и которого ему предстояло разыскать.

Список источников «Балтийца» занимал несколько страниц. В частности, в нем значились:

Барон Вольцоген-Нойхаус, высокопоставленный сотрудник технического отдела ОКВ (Верховного главнокомандования вермахта). Оперативный псевдоним «Грек»;

Ганс Рупп, главный бухгалтер химического гиганта «И. Г. Фарбен». Псевдоним «Турок»;

Хайнц Тициенс, промышленник, эмигрант, бывший царский офицер. Огромные связи в ОКВ. Псевдоним «Албанец»;

Вольфганг Хавеманн, обер-лейтенант военно-морской разведки при Верховном командовании кригсмарине. Племянник Харнака. Псевдоним «Итальянец»;

Карл Беренс, сотрудник проектно-конструкторского отдела гиганта тяжелого машиностроения АЕГ. Его информация, включавшая чертежи, способствовала развитию этой отрасли в СССР. Псевдоним «Лучистый» (по-немецки «Штральман»);

Отто Доппер, начальник экономического института при комитете четырехлетнего плана. Женат на племяннице Милдред. Используется «втемную». Псевдоним «Икс».

Десятки людей, и не только в Берлине, но и в других городах Германии. Сильная группа, к примеру, имелась в таком важном промышленном и портовом центре, как Гамбург.

Коротков прекрасно понимал, что внешняя разведка уже серьезно ощущает утрату связи с ценными источниками, близкими к правящим и влиятельным кругам Германии. Крайне важно было иметь точную информацию о том, насколько серьезно руководство рейха относится к заключенному пакту, выполнению его положений, а также других соглашений, в частности, экономического и торгового характера.

Кое-что получала военная разведка от связки «Альта» — «Ариец» (Ильза Штебе и Рудольф фон Шелиа), а также от «Рамзая» (Рихард Зорге из Японии). Но этого было недостаточно.

Сам же Харнак, человек по натуре хоть и смелый, но в то же время и крайне осмотрительный, никаких попыток связаться с советским полпредством в Берлине не предпринимал, справедливо полагая это необоснованным риском.

Много лет спустя выяснилось, что восстановить связь с ним было проще простого, если бы не хаос и неразбериха в ГУГБ после истребления старых кадров.

Дело в том, что в ноябре 1939 года Арвид Харнак… приезжал в Москву в составе многочисленной делегации посла Риттера по выработке торговых соглашений с СССР. С советской стороны переговоры возглавлял нарком внешней торговли Анастас Микоян.

В общей сложности делегация пробыла в Москве около трех месяцев, но состав ее менялся: одни эксперты уезжали, другие приезжали. Харнак пробыл в Москве недолго, около двух недель, каждый день ожидая, что вот-вот к нему подойдет «советский товарищ». Но… никто так и не подошел. Разумеется, контрразведка имела список всех членов германской делегации и вела за ними наблюдение. Однако контрразведчики и представления не имели, что член делегации доктор Харнак позарез нужен их коллегам из разведки.

Самое парадоксальное заключалось в том, что в составе делегации был еще один советский агент — но не НКВД, а военной разведки, сотрудник германского МИДа Герхард Кегель ^[54], коммунист и соратник Ильзы Штебе. Все время своего пребывания в Москве Кегель поддерживал связь с сотрудником Разведупра Красной Армии майором Константином Леонтьевым, в целях конспирации представлявшимся Павлом Петровым.

Арвид Харнак прекрасно знал, что в составе делегации и в персонале германского посольства имеются люди гестапо, фиксирующие каждый его шаг, как и других экспертов и консультантов.

У него хватило разума и выдержки не предпринимать самостоятельных шагов к установлению контактов с Лубянкой, от которой гостиницу «Националь», где он жил, отделяли лишь пять минут неторопливой ходьбы.

А может быть, его удерживала какая-то обида: он вполне мог расценить разрыв связи с ним как проявление недоверия с советской стороны.