Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II - Стивен Кут Страница 45

Кромвелю отдали поистине королевские посмертные почести. Полуосвещенная комната в Сомерсет-Хаусе с маской усопшего, убранная тяжелым черным бархатом, была открыта для публики, и мимо нее бесконечной вереницей шли любопытствующие. По прошествии двух месяцев черное убранство было заменено темно-красным, а к восковой маске, перед тем как поднять ее на катафалк, освещаемый колеблющимся пламенем пятисот свечей, добавили скипетр и корону. 23 ноября 1658 года траурная процессия проследовала к Вестминстерскому аббатству. Ее, на средневековый манер, сопровождали плакальщики в опущенных капюшонах, лошади в черных попонах, приспущенные знамена. Раздавался погребальный бой военных барабанов. Поэт Эндрю Марвелл писал, что рыдающие люди слепо, подобно призракам, проходили мимо усыпальницы протектора. Но говоря по правде, много было и тех, кто реагировал на смерть властителя совершенно иначе. Джон Эвелин иронически отмечал, что выли только собаки. Щит с изображением герба Кромвеля забрасывали грязью, а кое-кто ожидал «наступления счастливых деньков».

Но эти деньки задерживались. До возвращения Карла на трон оставалось еще 19 месяцев, и ситуация в Англии почти все это время была крайне неопределенной. Естественно, Карл, прошедший уже школу вражды и злословия, не кинулся в Англию очертя голову в надежде, что народ встретит его возгласами приветствия и откроет объятия после долгой ночи пуританизма. Нет, в своих притязаниях он опирался на более прочную почву. Хороший брак — вот что ему было нужно. Карл возобновил пассы в сторону принцессы Генриетты Екатерины Оранской. Через неприступную мамашу он послал ей любовное письмо, в котором впервые с полной ясностью дал понять, что желает вступить на престол прежде всего с помощью голландцев. Далее он осведомлялся, готова ли принцесса принять его предложение и как это предложение лучше оформить. Прочитав письмо, принцесса едва не упала в обморок, во всяком случае, ее пришлось положить на постель, но, как бы ни был искренен ее интерес к Карлу, политика оказалась выше женского чувства.

На следующий день после смерти отца Ричард Кромвель был официально провозглашен лордом-протектором, а к концу сентября 1659 года небольшому королевскому двору в изгнании стало известно, что англичане в массе своей ничего не имеют против. Генерал Монк «радостно провозгласил» Ричарда новым протектором Шотландии, европейские же властители явно намеревались поддерживать с Англией прежние отношения. Это были печальные новости, и, отмечает Хайд, «никогда еще король не выглядел таким угрюмым и подавленным». Но поддаваться отчаянию он не собирался. К матери Екатерины Оранской был отправлен Ормонд с официальным предложением брака. Оно было вежливо отвергнуто, и, стало быть, незадачливому претенденту предстояло в одиночестве влачить самые тяжкие дни своего изгнания.

Как бы ни радовала роялистов смерть Кромвеля, из Англии приходили вести, свидетельствующие о том, что жизнь в стране течет спокойно и налаженно. Авторитет кромвелевской семьи выглядел неколебимым, а мир, воцарившийся в Англии, не давал никаких оснований надеяться на бунт. Карл же тем временем впал в полную нищету. Испанцы не платили денег уже четыре месяца, и совершенно обносившийся, не знающий, что и делать, король был вынужден продать столовое серебро и есть из обыкновенной миски. Было заметно, как он похудел и стал раздражительным. «Куда пропало все его добродушие», вздыхает один придворный. Но от таких сочувствующих ему становилось еще хуже. В то время как сам Карл переносил нужду стоически, его разочаровавшиеся во всем приверженцы утратили всякий самоконтроль. Однажды на теннисном корте разыгралось настоящее побоище, и обезумевших от злобы пьяных придворных удалось разнять только благодаря вмешательству герцогов Йоркского и Глостерского. Этот эпизод настолько встревожил их, что о нем было доложено королю, который в тот же день призвал к себе буянов. Но что он мог сделать, даже когда узнал все отталкивающие подробности неприглядной сцены? Только посадить эту публику под домашний арест и лишить еды; ведь капризных мальчишек любят во всем мире. Наутро ссору замяли, все необходимые извинения принесли, но, по словам одного из приближенных короля, «если все пойдет так и дальше, нам конец».

Как уже нередко случалось, поворот в жизни Карла произошел как бы помимо него самого — благодаря стечению обстоятельств и усилиям других людей. Хотя английский народ признал Ричарда Кромвеля своим протектором спокойно, под поверхностью, на глубине национальной жизни уже начиналось волнение. Армии нужна была сильная политическая власть; кроме того, военные требовали от Ричарда укрепления в войсках высокого религиозного духа путем подбора богобоязненных офицеров, которые будут ревниво следить за исправлением нравов и защищать мирные религиозные меньшинства. Участившиеся в армии молитвенные сходки свидетельствовали о сильном недовольстве, и ситуация выправилась только после того, как Ричард созвал большое армейское собрание, на котором выразил согласие с общими устремлениями и отказался от множества властных прерогатив в военной жизни, за исключением важнейшей — назначения на высшие должности. На трудности подобного рода накладывалась так и не разрешенная проблема государственного долга. При всех победах кромвелевского флота в противоборстве с голландцами война в народе была крайне непопулярна и попросту разорительна. Испанские каперы подрывали британскую торговлю, а самому флоту не удавалось себя прокормить. Несмотря на высокие налоговые ставки, денег государству чувствительно не хватало, и в результате армейцам то и дело задерживали выплаты. Подсчеты показали, что внутренний государственный долг составляет более двух миллионов фунтов, а денег в казне фактически нет. Единственный выход — созвать сессию парламента, который еще больше увеличит налоги.

Узнав об истинном состоянии финансов, парламентарии пришли в ужас. Высшие армейские чины требовали роспуска законодательного собрания и, получив отказ, ответили демонстрациями в окрестностях Лондона. Ричард остался всего с двумя сотнями армейцев против нескольких тысяч, собравшихся в Сент-Джеймском дворце. Поражение его было очевидно, и когда солдаты начали грабить винные погреба в Уайтхолле, ему пришлось согласиться на роспуск парламента. Закаленный в боях протектор стремительно превращался в «Беднягу Дика»; под давлением армии парламент проголосовал за уплату всех его долгов и предоставление ему пенсии — в обмен на отказ от участия в общественной жизни и мирное уединение. Эксперимент под названием «протекторат» закончился, однако страна была настолько возбуждена, что многие опасались вспышек насилия.