Гончаров - Владимир Мельник Страница 43

особые заслуги его по званию секретаря при генерал-адъютанте графе Путятине. ^[180]

Как ни флегматичен был Иван Александрович, но расставаться с кораблём и его экипажем ему было нелегко. «Странно, однако ж, устроен человек, — писал он своим знакомым в Петербург, — хочется на берег, а жаль покидать и фрегат! Но если бы Вы знали, что за изящное, за благородное судно, что за люди на нем, так не удивились бы, что я скрепя сердце покидаю «Палладу»». Конечно, Гончаров знал о планах затопить «Палладу» в устье Амура — отсюда и грусть. Жаль было красавицу «Палладу», жаль и товарищей, с которыми прожил бок о бок (в условиях корабля — буквально бок о бок!) столько времени!

Шхуна «Восток» с путешественниками, отправлявшимися в Петербург, взяла курс на Николаевский порт в устье Амура. За бортом тянулись пустынные берега Амура, тайга и тайга. Но на огромных расстояниях всё-таки были русские поселения. Если в Петровском зимовье Гончаров так и не побывал, то Николаевский порт он осмотрел не с палубы шхуны, а прямо на берегу, ибо он был послан к генерал-губернатору H.H. Муравьеву, находившемуся в то самое время в Николаевском порту. Забрав Муравьева и его свиту, «Восток» двинулся к Петровскому зимовью, куда нужно было спешить генерал-губернатору. Пока шли к зимовью, несколько раз становились на мель, затем, по приходе, четверо суток стояли вблизи берега из-за свежего ветра и только через десять дней, 15 августа 1854 года, попали в Аян, откуда начался для писателя путь через Сибирь.

Во время десятидневного плавания Гончаров, видимо, часто общался с Муравьевым. Во всяком случае, в очерке «По Восточной Сибири» он рассказывает, что однажды вечером они с Муравьевым вдвоем ходили по палубе шхуны, разговаривая о «государственных преступниках», высланных в Сибирь, и, в частности, о Михаиле Васильевиче Буташевиче-Петрашевском, ^[181] находившемся в то время на каторге за политические убеждения. Гончаров, несомненно, хорошо знал о деле петрашевцев, среди которых был, как известно, и Ф. М. Достоевский. Муравьев рассказал ему о своем посещении Петрашевского: «Я едва вошел к нему в тюрьму, как он начал бомбардировать меня жалобами… на Сенат, на государя, что его не так судили… — и Бог знает понес какую ахинею, точно приехал из-за тридевяти земель!»

В Аян Гончаров и Муравьев прибыли вместе, а оттуда отправились в разных партиях. Впрочем, вскоре они снова встретились, теперь уже в столице Восточной Сибири — Иркутске, где общались в течение двух недель почти ежедневно. Общение с таким человеком, как H.H. Муравьёв-Амурский, конечно, расширило взгляд Гончарова на Сибирь, на его место в прошлой и будущей истории России.

Развивая гегелевскую концепцию о роли отдельных наций в истории, Гончаров говорил о необходимости «каждому народу переработать все соки своей жизни, извлечь из нее все силы, все качества и дары, какими он наделен, и принести эти национальные дары в общечеловеческий капитал! Чем сильнее народ, тем богаче будет этот вклад и тем глубже и заметнее будет та черта, которую он прибавит к всемирному образу человеческого бытия». Путешествие заставило Гончарова много и напряженно размышлять над ролью России в процессе творческого обновления общечеловеческой жизни. Эти размышления заставили его обратить внимание на тот цивилизаторский процесс, который шёл в то время в русской Сибири. Сибирь увидена им в масштабном контексте всемирного движения к «цивилизации». В главе «Из Якутска» автор пишет: «Несмотря, однако ж, на продолжительность зимы, на лютость стужи, как все шевелится здесь, в краю! Я теперь живой, заезжий свидетель того химически-исторического процесса, в котором пустыни превращаются в жилые места, дикари возводятся в чин человека, религия и цивилизация борются с дикостью и вызывают к жизни спящие силы». Развитие цивилизации в Сибири писатель-путешественник рассматривает как национально самобытный вариант прогресса: «И когда совсем готовый, населенный и просвещенный край, некогда темный, предстанет перед изумленным человечеством, требуя себе имени и прав, пусть тогда допрашивается история о тех, кто воздвиг это здание… Это те же люди, которые в одном углу мира подали голос к уничтожению торговли черными, а в другом учили алеутов и курильцев жить и молиться — и вот они же создали, выдумали Сибирь, населили и просветили ее, и теперь хотят возвратить Творцу плод брошенного им зерна».

Большое место во «Фрегате» занимает тема миссионерства, цивилизаторской работы, перед нами разворачивается широкая картина изменения мира, все более могучего распространения христианства и внешней формы его бытования в мире — европейской (христианской) цивилизации. Нельзя не упомянуть один замечательный факт: Гончаров в числе многих других участников экспедиции и сам принял посильное участие в культурном освоении Сибири. 5 августа 1854 года он пишет письмо своему хорошему знакомому М. А. Языкову, который послал писателю для чтения и для работы книги, журналы, а тот решил подарить их поселенцам в устье Амура. В частности, он пожертвовал комплект журналов «Отечественные записки» и «Современник». Это были лучшие в то время журналы России. Точно известно, что в корабельной библиотечке Гончарова была книга Тургенева «Записки охотника». Скорее всего, она также осталась в руках поселенцев, которые, читая «Бежин луг», «Хорь и Калиныч», «Певцы», вспоминали родные места Орловской и Курской губерний… Писатель возвращался в Петербург через Сибирь. Он впервые видел этот огромный край, который поразил его не только своими масштабами, но прежде всего широкими нравами и подбором людей, а также культурной миссией русских подвижников. Гончаров не акцентирует свою мысль, но в очерке ощутимо, что Сибирь, столь далёкая от официозной столицы, рождает людей свободных, энергичных, предприимчивых, волевых, с независимым характером — «без всякой печати крепостного права». В Иркутске, куда он прибыл

25 декабря, Гончаров познакомился с декабристами, встречался с «князем-декабристом» С. Г. Волконским, С. П. Трубецким, A.B. Поджио, И. Д. Якушкиным и другими. Но более всего его впечатлила встреча с будущим московским митрополитом, а в то время архиепископом Камчатским, Курильским и Алеутским Иннокентием (Вениаминовым). В сибирских главах книги путешественник подчёркивает, что является свидетелем и участником событий новейшей русской истории. В письме к Майковым от 13 января 1855 года Гончаров восторженно характеризует владыку Иннокентия: «Здесь есть величавые и колоссальные патриоты. В Якутске, например, преосвященный Иннокентий: как бы хотелось мне познакомить Вас с ним. Тут-то бы увидели русские черты лица, русский склад ума и русскую коренную, но живую речь. Он очень умен, знает много и не подавлен схоластикою, как многие наши духовные, а всё потому, что кончил ученье не в академии, а в Иркутске и потом прямо пошел учить и религии, и жизни алеутов, колош, а теперь учит якутов. Вот он-то патриот».