Апостол Павел - Ален Деко Страница 43

В атмосфере разгула, с которой давно сжились коринфяне, и предстояло действовать Павлу. Он не собирался отступать — трудность миссии только воспламеняла его сердце. Полтора года Павел провел в Коринфе, а в Антиохии последний раз оставался только на год. Четырежды ему пришлось менять место жительства.

И снова на его пути встретилась женщина, оказавшая решающее влияние на миссию Павла. Речь идет о некоей Фиве: она сама вела свои житейские дела, и успешно, обладала решительностью и сметкой, и ей приходилось много путешествовать. Она обратилась в христианство, а поскольку в городе ее многие знали, своим авторитетом могла поддержать деятельность Тарсянина, при необходимости представлять его в суде и, что важно, засвидетельствовать римское гражданство Павла. Христианская община в Кенхреях сложилась вокруг Фивы. Гораздо позднее Павел, обращаясь к римлянам, охарактеризует ее как «сестру нашу, диаконису церкви Кенхрейской». Он выразит пожелание: «Примите ее для Господа, как прилично святым, и помогите ей, в чем она будет иметь нужду у вас, ибо и она была помощницею многим и мне самому» (Рим 16:1–2).

А где же Сила и Тимофей? Неужели они забыли о Павле? Нет, они появились. Приветствия, дружеские объятия, их представляют новым членам общины. Лука утверждает, что с прибытием своих соратников Павел полностью отдался благовествованию. А сам Павел сообщает, что прибывшими из Македонии братьями ему были переданы средства.

После их появления Павел приступил к написанию Послания к фессалоникийцам, которое он давно задумал. Его мысли были столь быстры, обильны и так разумно складывались в текст, что ему было трудно записывать самому — рука не успевала за мыслью, да и писать не его профессия. Послание к фессалоникийцам и последующие он диктовал, а записывавшие укажут и свое имя. Это послание начинается так: «Павел и Силуан и Тимофей — церкви Фессалоникской…» (1 Фес 1:1).

Это неповторимое зрелище — вдохновение. Маленький человек, которому на улицах готовы подавать милостыню, закладывает основы христианства. Смиренный ремесленник преображается в пламенного пророка, создавая текст, который должен был вполне передать его мысли. Каждое слово, фраза, предложение, уже занесенные на папирус, подвергаются пересмотру — пока не наполнятся силой благодати. Иногда Павел впадает в долгое молчание, и слышно лишь жужжание мух. Вдруг его охватывает вдохновение — он говорит не останавливаясь, за ним не успевают записывать, пытаются протестовать, а он злится: мысли переполняют! Нам остается сожалеть, что мы не стали свидетелями этого творческого акта, побудителем которого выступает сам Христос.

Первая фраза послания, наполненная невероятной силой, убеждает нас в том, что Павел прекрасно осознавал, к чему приступает. Он адресовал послание «…церкви Фессалоникской в Боге Отце и Господе Иисусе Христе». Дитер Хильдебрандт сумел объяснить мощь этих слов: «Нет более раннего свидетельства употребления сочетания “Иисус Христос”, нет более древнего документа, где встречалось бы это имя Мессии. И ничто до этого не позволяет предугадать новую веру. Здесь христианство приветствует грядущие поколения».

Позднейшие послания будут посвящены формированию доктрины, а это ярко выражает чувства, которые Павел испытал в Фессалонике: «Мы… были тихи среди вас, подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими. Так мы, из усердия к вам, восхотели передать вам не только благовестив Божие, но и души наши, потому что вы стали нам любезны… Потому что вы знаете, как каждого из вас, как отец детей своих, мы просили и убеждали и умоляли поступать достойно Бога, призвавшего вас в Свое Царство и славу» (1 Фес 2:7–8, 11–12). Судя по всему, миссия в Фессалонике была успешна: «Ибо от вас пронеслось слово Господне не только в Македонии и Ахайи, но и во всяком месте прошла слава о вере вашей в Бога, так что нам ни о чем не нужно рассказывать. Ибо сами они сказывают о нас, какой вход имели мы к вам, и как вы обратились к Богу от идолов, чтобы служить Богу живому и истинному и ожидать с небес Сына Его, Которого Он воскресил из мертвых, Иисуса, избавляющего нас от грядущего гнева» (1 Фес 1:8—10).

Если некоторые послания Павла изобилуют резкими и суровыми наставлениями, то в этом — удовлетворение: члены общины отвернулись от языческих богов и следуют в вере наставлениям Павла. Мысль его задерживается на одном тезисе, которому, и это чувствуется, Павел хотел придать особое звучание: некоторые из фессалоникских христиан умерли естественной смертью, и это, само собой разумеется, погрузило общину в скорбь, к тому же вызвало серьезные вопросы.

Чтобы понять, какие именно, вернемся в Иерусалим первых лет христианства. Современники смерти и воскресения Иисуса при известии о его грядущем возвращении на землю более всего уверовали, что это возвращение неминуемо. Некоторые даже отказывались слушать тех, кто наставлял их в вере. Зачем? Все откроет сам Христос, когда вернется на землю. Кроме того, первое поколение христиан жило в уверенности, скорее в ожидании, что наступит конец света, который последует за возвращением Христа. Сам Павел в это поверил и никогда не переставал верить. В Послании к римлянам, последнем послании, он настаивал: «Так поступайте, зная время, что наступил уже час пробудиться нам от сна. Ибо ныне ближе к нам спасение, нежели когда мы уверовали. Ночь прошла, а день приблизился: итак отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света» (Рим 13:11–12). Именно в этих аргументах, пожалуй, следует искать одну из причин проповеднических успехов Павла.

Христиане первого поколения были настолько убеждены в том, что Спаситель скоро проявит к ним особое благоволение, что считали: до его возвращения они не умрут. Первые смерти в христианской общине Фессалоники жестоко противоречили этой безоговорочной вере. Для Павла трудность состояла в том, что он и сам верил: ему гарантирована жизнь до возвращения на землю Христа. Тем не менее он ответил: «Ибо сие говорим вам словом Господним, что мы живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших, потому что Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем. Итак утешайте друг друга сими словами. О временах же и сроках нет нужды писать к вам, братия, ибо сами вы достоверно знаете, что день Господень так придет, как тать ночью» (1 Фес 4:15–18, 5:1–2).

Эта формулировка — насколько же она выразительна! — встречается и в Евангелии от Луки, который вкладывает ее в уста Иисуса: «Вы знаете, что если бы ведал хозяин дома, в который час придет вор, то бодрствовал бы и не допустил бы подкопать дом свой. Будьте же и вы готовы, ибо, в который час не думаете, приидет Сын Человеческий» (Лк 12:39–40). Почти так же говорит Иисус и у Матфея: «Но это вы знаете, что, если бы ведал хозяин дома, в какую стражу придет вор, то бодрствовал бы и не дал бы подкопать дома своего. Потому и вы будьте готовы, ибо, в который час не думаете, приидет Сын Человеческий» (Мф 24:43–44). Такая же аллюзия прочитывается во Втором послании Петра и в Апокалипсисе Иоанновом.

Мы можем представить этих новообращенных: как прислушиваются они к малейшим звукам, нарушающим тишину ночи, как каждый раз ощущают разочарование, потому что не слышат трубного гласа, который, в чем они твердо уверены, должен сопровождать второй приход Сына Божьего.