"Шпионы Ватикана..." О трагическом пути священников-миссионеров. Воспоминания Пьетро Леони, обзор материалов следственных дел - Пьетро Леони Страница 42

Прочитав это длинное описание «столыпинского» вагона, кто-нибудь решит, что мы уже доехали до места назначения. Ничуть не бывало, мы еще не выехали из Москвы. Более двух дней нас продержали на запасных путях, только вечером 3 января мы двинулись к Рязани. Нам предстояло добраться до Мордовии. Туда от Москвы всего четыреста пятьдесят километров, но, чтобы преодолеть их, потребовалось двадцать часов.

Мы оказались в Потьме днем 4 января. Обрадовались, что доехали до места назначения, и что нам дадут сейчас поесть.

Но вместо этого нас перевели в товарный вагон, отслуживший свой век и превращенный в этапный привал для зеков. Один Бог знает, как мерзли мы в ту ночь. Утром мы стали просить еды, но все наши просьбы были тщетны. «Вам выдали еду до 5 января», — заявили нам. Раза два нам приносили попить, но зачем вода, если почти ни у кого не оставалось еды.

В товарном вагоне нас соединили с ворами и убийцами, и они себя показали. Утром отец Яворка обнаружил, что у него украли остатки хлеба. Мне пришлось помочь ему, разделив пополам остаток пайки. В тот день мне выпала возможность преломить духовный хлеб с сокамерниками: мы рассуждали на религиозные темы. Присутствующие, а их было много, внимали довольно кротко. Только один возражал. Но от этого наш разговор делался только интереснее.

Однако дьявол не дремал, он явился нам в образе старшего по конвою, приказавшего мне замолчать. Я отвечал, что нет ничего противозаконного в том, чтобы говорить на религиозные темы с взрослыми людьми. В ответ он рявкнул: «Сядь на место и прекрати болтовню. Тут тебе не церковь». Вполне последовательно: разве он знал о советском законе, дозволяющем обучать религии совершеннолетних? Зато он знал, что реально на советской земле религия имеет право только молчать.

К вечеру нам приказали выйти с вещами. Пошатываясь, мы направились к «теплушке», вагону, предназначенному, как и «Столыпин», для перевозки заключенных. Это вагон еще более «демократический», так что его, надо полагать, придумали большевики. Выглядит он как обычный товарный вагон, внутри разделен на три отсека: два вдоль вагона, для заключенных, и один поперек, для конвоя; в последнем имеется печка, дровяная или угольная, от ее тепла и название вагона. Стиснутые, как сардины в бочке, мы всю ночь тряслись по железной дороге, связывающей разные отделения лагеря, в котором нам предстояло отбывать заключение.

Утром нас выгрузили на затерянном полустанке посреди леса. За нами прислали конвой с тринадцатого лагерного пункта. Последний отрезок крестного пути дался нам тяжело: пятнадцать-двадцать минут пешком по снежной целине после недавнего снегопада, с вещмешками на спине, сутки или больше не видавшие куска хлеба. Мороз. Кругом охрана и злые овчарки. Мы падали и тут же поднимались; сердце колотилось, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, но мы держались. Индевели очки, глаза не видели; но мы плелись дальше.

С Божьей помощью добрались до места; все целы. Нам даже не пришлось, как часто случается, тащить обессиленного товарища или смотреть, как он испускает дух у самых ворот лагеря. Я беспокоился за отца Яворку. Ему исполнилось уже шестьдесят три года, и сердце у него было больное. Отец Яворка так же беспокоился за меня; он пришел в ужас, увидев однажды в тюремной бане мои выпирающие лопатки, ключицы и ребра. Все же Спаситель хранил нас, хранил и поддерживал. Он поддерживал нас и посредством братского милосердия, которое укрепил в наших сердцах.