Окружение Сталина - Рой Медведев Страница 37

Здесь уместно привести стихи Осипа Мандельштама, относящиеся к маю 1933 года:

Холодная весна. Голодный Старый Крым,

Как был при Врангеле — такой же виноватый.

Овчарки на дворе, на рубищах заплаты,

Такой же серенький, кусающийся дым…

…Природа своего не узнает лица,

А тени страшные — Украины, Кубани…

Как в туфлях войлочных голодные крестьяне

Калитку стерегут, не трогая кольца.

Правда о коллективизации оставалась в СССР запретной вплоть до доклада Горбачева к 70-летию Октябрьской революции. Умолчания, подтасовка фактов и эмоциональный пропагандистский напор принесли свои плоды. Вологодский писатель Анатолий Ехалов описывает разговор в избе у старушки, перенесшей все испытания «единственно правильной политики» в деревне: «А вот, — показала она на портрет вождя всех народов, — Иосиф Виссарионович. Они со Владимиром-то Ильичем у Карса Марса обучались за границей. Их тамот-ко много училось, а вот на большое правление только эти двое и вышли. Уж ницево худова не про которова не скажу. Особенно Иосиф Виссарионович, представительный такой мушщина. Он умственно правил, безо всяких секлетарей да министров. Вот только Каганович ему помогал да Ворошилов. Всю-то жись с врагами боролся…» [135]Такие образы политических деятелей остались в памяти людей.

Но вернемся в 1933 год. Осенью Каганович повторил свои прошлогодние деяния, но не на Украине, а в Московской области. Прибыв в Ефремовский район, он потребовал от председателя РИКа Уткина выполнить план заготовок зерна и продовольствия в течение трех дней. На резонные возражения Уткина о том, что урожай определялся на корню, а в действительности собрано продукции вдвое меньше, Каганович ответил площадной бранью и обвинениями в «правом оппортунизме». Как ни старались уполномоченные МК, хотя они забрали у крестьян и колхозов даже продовольственное зерно, картошку и семена, план заготовок был выполнен по району на 68 процентов. После этого Уткин был исключен из партии. После такой «заготовительной» кампании почти половина населения района уехала, забив свои избы. В течение трех лет в район завозили зерно и картофель [136].

Добившись таких успехов, Каганович стал заведующим вновь созданного Сельскохозяйственного отдела ЦК партии. Он же был — по совместительству — и руководителем Транспортной комиссии ЦК. Когда Сталин уезжал в отпуск к Черному морю, именно Каганович оставался в Москве в качестве временного главы партийного руководства. Многие письма с мест в то время адресовались «товарищам И. В. Сталину и Л. М. Кагановичу».

Кагановичу приходилось решать и вопросы внешней политики. Как свидетельствует бывший сотрудник Наркомата иностранных дел СССР Е. А. Гнедин, основные внешнеполитические решения принимались не в Совнаркоме, а в политбюро. «В аппарате (НКИДа), — пишет Гнедин, — было известно, что существует комиссия политбюро по внешней политике с меняющимся составом. В первой половине 30-х годов мне случилось присутствовать на ночном заседании этой комиссии. Давались директивы относительно какой-то важной внешнеполитической передовой, которую мне предстояло писать для „Известий“. Был приглашен и главный редактор „Правды“ Мехлис. Сначала обсуждались другие вопросы. Решения принимали Молотов и Каганович; последний председательствовал. Докладывали зам. наркома Крестинский и Стомоняков; меня поразило, что эти два серьезных деятеля, знатоки обсуждавшихся вопросов, находились в положении просителей. Их просьбы (уже не доводы) безапелляционно удовлетворялись либо отклонялись. Но надо заметить, что Каганович не без иронии реагировал и на замечания Молотова» [137].

Впрочем, участие Кагановича во внешних делах государства и партии было лишь эпизодическим. В работе Коминтерна, он, по-видимому, не участвовал совершенно.

Правда, 9 ноября 1933 года Каганович выступал от ВКП(б) на похоронах японского коммуниста Сен-Катаямы, происходивших на Красной площади при большом стечении народа. Кроме него выступали Вильгельм Пик, Окано и Ван Мин. «Японский рабочий класс и все трудящиеся, — заявил Каганович, — должны вести лишь одну войну, и эта война — против помещиков и буржуазии своей страны» [138].

В конце этого месяца Кагановичу исполнилось 40 лет. Но ни одна газета не обмолвилась об этом ни единым словом. Видимо, молодость столь влиятельного лица решили не афишировать. Как мы убедимся ниже, Кагановичу как-то не везло с юбилеями. Ни разу в жизни ему не довелось отметить день рождения с такими почестями, каких удостаивались по случаю круглых дат Сталин, Молотов, Калинин, Ворошилов, Хрущев или Брежнев.

Приближался XVII съезд партии. В парторганизациях изучали тезисы докладов Молотова и Куйбышева о второй пятилетке и Кагановича — по оргвопросам. На предсъездовской партконференции в Ленинграде писатель Юрий Либединский говорил: «Ленин и Сталин — какая громадная тема… Какие силы нужны для того, чтобы подойти к изображению таких характеров, чтобы изобразить таких людей как Ленин, Сталин, Киров, Каганович, этих гениальных людей нашей партии» [139]. О выборах на съезде центральных органов партии рассказывает Хрущев: «Перед голосованием Каганович инструктировал нас, молодых. Он доверительно, чтобы никто не знал, рекомендовал вычеркнуть из списка тех или иных кандидатов, в частности Ворошилова и Молотова. Мотивировал тем, что заботится, как бы Сталин не получил меньше голосов, чем Ворошилов, Молотов и другие члены политбюро. Говорилось, что все это делается из высших соображений политики, и мы относились с пониманием…» [140]

Каганович, как председатель оргкомитета по проведению XVII съезда, организовал фальсификацию результатов тайного голосования, уничтожив около 300 бюллетеней, в которых была вычеркнута фамилия Сталина.

В дальнейшем большинство делегатов этого съезда и большая часть избранного на съезде ЦК партии подверглись репрессиям вместе со своими родственниками и детьми. Важным нововведением стала на этом съезде замена Центральной контрольной комиссии (ЦКК) партии на Комиссию партийного контроля, которая, в отличие от ЦКК, обязана была подчиняться Центральному комитету. Это был еще один большой шаг к окончательному выводу руководства партии из-под контроля нижестоящих организаций и рядовых партийцев. Теперь на действия ЦК даже теоретически можно было бы пожаловаться лишь самому же ЦК. Во главе новообразованной КПК стал Каганович.

По окончании съезда были предприняты меры по усилению контроля над Украиной. Вторым секретарем ЦК КП(б)У стал Постышев, заместителем Чубаря — Любченко. Новички вели себя напористо, оттесняя первых руководителей от реального руководства. Съездил в Харьков и Каганович. Он выступил на собрании в оперном театре с политическими обвинениями в адрес Скрыпника, также занимавшего не последнее место в правительстве Украины. Вскоре Микола Скрыпник застрелился. Это был старый член партии, имевший неосторожность спорить со Сталиным еще в 1917 году.