Русский Ришелье - Ирена Асе Страница 36

Вечером боярыня, воспользовавшись тем, что дежурным спальникам был ее брат, вновь пробралась в цареву опочивальню. Неожиданно царь понял, что рад ночному визиту. Как уже говорилось, хоть и не выглядела боярыня так прекрасно, как его супруга, царица, но зато в постели была раскована, вела себя совсем не так, как целомудренная Мария. И получалось: возвышенной любовью лучше любить законную супругу, грешить же приятнее со знающей, чего хочет от любовника, Ириной Мусиной-Пушкиной. Каждому свое.

Уже смирившись со случившимся, царь с удовольствием провел приятную ночь со своей тайной фавориткой. Ее влюбленность, кстати, была Алексею Михайловичу приятна, казалась лестной для него. Ведь обычно почести оказывались ему как царю. Мусину-Пушкину он ценил за то, что та выбрала его не как государя всея Руси, а просто как желанного мужчину. Лаская своей рукой живот прелестницы, Алексей Михайлович вдруг понял: она вновь беременна. Прямо спросил, от него или от мужа? Красавица лишь тихонько засмеялась в ответ: мол, хоть ты и царь, а про это не узнаешь, не твое, не царское, это дело. И тут же, чтоб не обиделся, вновь прильнула к нему.

Овладевая ею, царь, прежде чем бездумно предаться страсти, успел подумать: «Интересно, а знает ли боярин Мусин-Пушкин, чем сейчас занимается его женушка?» И решил: «Раз держится боярин скромно, ничего у него не просит, значит, об амурных приключениях неверной жены ничего не ведает». Царь на мгновенье почувствовал от этого укор совести, но почти тут же страстное желание вытеснило все мысли…

Как это полюбовница ночью, в полной темноте, умудрилась одеться и незаметно уйти, удивило государя всея Руси – сон у него был чуткий.

Утром вновь он почувствовал раскаяние после совершенного греха. Видя, что государь проснулся, спальник бросился к нему, готовый помочь одеться. Царь, оттолкнув слугу, направился в мыльню. Лишь основательно омыв тело после грешной ночи, позволил себе пройти в маленькую часовню, что находилась рядом с его спальней. Хоть и не выспался, но нашел в себе силы полчаса помолиться.

Пока спальник одевал царя, Алексей Михайлович смотрел в окно. Все было дивно: и само окно, сделанное не из слюды, а из настоящего стекла, и открывавшийся летом за окном вид.

В саду произрастали не только плоды, практически полезные: груши, виноград. По приказу государя всея Руси под окном его создали первый в стране розарий. Розы росли хорошо и пышно цвели – ведь царь велел провести в сад водопровод, и цветы никогда не страдали от засухи.

Впрочем, то было летом, а сейчас, в феврале, за окном заунывно выл ветер, кружилась в непонятном людям танце вьюга. Даже днем на улицу выходить не хотелось. Царь невольно подумал о том, как же решилась темной, морозной ночью пробраться во дворец боярыня Мусина-Пушкина. И впрямь, значит, люб ей он, греховодник. Царь вздохнул и решительно отверг предложенные ему яства. Хоть пост еще и не наступил, государь решил попоститься, замаливая свой сладостный грех. Как ни хотелось царю (ведь ему не было еще и 30 лет, возраст, когда особенно сильно желаешь брать от жизни все) вкусить скоромных блюд, ограничился большой краюхой хлеба, несколькими солеными грибочками, кислой капустой, соленым огурчиком, лесными орехами да кружкой воды.

Часы с музыкой на Спасской башне Кремля пробили шесть раз, когда царь уже молился вместе с придворными в Благовещенском соборе Кремля – домовой церкви московских государей.

Как только служба закончилась, государь всея Руси вернулся во дворец, прошел в свой кабинет и сам забрал необходимые ему бумаги – предстояло заседание Боярской думы.

Во дворец уже спешили бояре. Чтобы попасть в зал заседаний, они поднимались во дворец по высокому крыльцу. У крыльца толпились подьячие, стольники, спальники, московские дворяне – все, кто хотел первым узнать свежие новости с заседания ^[26]. Кроме того, дворяне знали: кто-то из них может срочно понадобиться царю или боярам. И тогда долго искать служилого человека не потребуется.

Стояли дворяне у входа во дворец без оружия – с ним вход в Кремль был воспрещен. Согласитесь, разумная мера: если в каком-нибудь бандитском городе Париже знатные господа способны были устроить дуэль и совершить смертоубийство даже под стенами Лувра, то в Кремле в случае ссоры могла использоваться разве что затрещина.

Когда кто-либо из простых дворян требовался начальству, вызванный поднимался по ступенькам крыльца и заходил во дворец. Оттого и пошло на Руси выражение «пошел наверх» в значении – отправился к шефу.

Бояре, входя в Грановитую палату, чинно рассаживались по лавкам. Обычно на разного рода церемониях сидел лишь царь, бояре же обязаны были стоять, а кто уставал, незаметно выходил за дверь – посидеть в другом месте. Но в Кремле давно поняли мудрость поговорки «В ногах правды нет» и на заседаниях думы обычай сей не соблюдали. Единственной привилегией государя было то, что сидел он в большом кресле, красивом и удобном.

Заседание началось с сообщения думного дьяка Посольского приказа Алмаза Иванова о положении в заморских странах. Чиновник (по сути, министр иностранных дел) провел своего рода политинформацию. Впрочем, весьма тактично: хоть и являлся Иванов хранителем государственной печати (на Западе говорили – канцлером), но о своем недворянском происхождении бывший купец из провинции не забывал и относился к членам Боярской думы очень почтительно. А в своем докладе он поведал, что к курфюрсту бранденбургскому ездил цезарский посол фон Лизола, но результаты переговоров пока ни в чем себя не проявили. Что шведский король Карл X сговорился с князем Трансильвании Дьердем II Ракоци о совместной войне против Польши, а гетман Богдан Хмельницкий послал на соединение с Ракоци тысячи казаков под командованием наказного гетмана Ждановича. Польшу этот триумвират задумал разделить: Краков и так называемую Малую Польшу – Ракоци, Великую Польшу, Мазовию и Литву – Карлу X, а Украину – новому королю Хмельницкому.

Да, уважаемый читатель, первый план раздела Польши возник вовсе не в восемнадцатом столетии. Причем ко времени заседания думы (февраль 1657 года) трансильванский князь Ракоци уже вторгся в Польшу.

На заседании Боярской думы Алмаз Иванов поставил под сомнение успех этого трехстороннего союза. Он уточнил, что такие планы Трансильвании, Швеции и украинского гетмана вызывают недовольство Дании, империи Габсбургов, Бранденбурга. А значит, возможен союз, к примеру, Польши и Берлина, если Ян Казимир проявит мудрость и признает полную независимость Восточной Пруссии от Варшавы.

Да, так на глазах царя Алексея Михайловича и бояр творилась история Европы. В Германии суждено было появиться могущественному государству, а переименование курфюршества Бранденбург в королевство Пруссия стало лишь вопросом времени. Парадокс, шведское вторжение в Польшу не принесло никаких благ самой Швеции, но положило начало построению Германской империи, в сравнении с которой могущественная в семнадцатом веке Швеция станет третьеразрядным в военном отношении государством. А Польшу за сделанный Яном Казимиром Пруссии подарок прусские короли «отблагодарили» основательно: через сто с лишним лет именно Пруссия станет инициатором свершившегося раздела Речи Посполитой, ликвидации ее как государства.