Мельница - Решад Нури Гюнтекин Страница 36

Кровь бросилась в лицо Хамид-бею, однако хватило ее только на то, чтобы окрасить нежным румянцем скулы да самый кончик носа.

— Что вы, эфенди, бог с вами, ну зачем же так. Я, конечно, премного польщен, эфенди, вашим благосклонным вниманием. Рад служить, эфенди, жду ваших приказаний.

Хамид-бей и правда был весьма сведущ в письменности. Он довольно хорошо читал и писал, разбирался в старой каллиграфии и разных стилях письма. Однако страх, что он может неправильно произнести арабское слово, перешел у него в настоящую манию, поэтому он никогда ни при ком не читал вслух. Волнуясь, мутасарриф пробежал глазами надпись и понял, что прочесть её не сможет. Он беспомощно заморгал глазами:

— Прошу меня извинить, эфенди, но издали я никак не могу разобрать буквы.

Губернатор рассмеялся.

— То, что видят его глаза, он прочесть не может, а что может прочесть, то не видят его глаза. Видно, господь бог пожелал, чтобы надпись сия не была прочтена, как, впрочем, и то, что написано у нас на роду. Против воли божьей мы бессильны. Делать нечего, а посему двинемся дальше.

В это время, прорвав кольцо окружавших губернатора людей, вперед вышел Дели Кязым.

— Прошу вас, господин губернатор, разрешить мне, вашему покорному слуге, попытаться. Может, бог даст, не опозорюсь.

И он бегло прочел начертанное на камне двустишие.

— Разглядел-таки! — Губернатор пожал Дели Кязыму руку. — Поздравляю тебя, инженер.

А ведь Дели Кязым ни за что не соглашался идти встречать губернатора, уперся и знай свое бубнил: «Не могу! Понимаешь, не могу я в таких делах участвовать. Нет у меня в крови этого самого подхалимства…»

До старого водоема инженер шел поодаль, как бы не участвуя в торжественной процессии, и говорил вслух такие вещи, что бедный учитель Ахмед Масум наконец взмолился: «Да замолчи ты, ради аллаха!» Но Дели Кязым, словно назло, стал еще громче высказывать свои мысли, так что учителю пришлось удрать от него.

Теперь же все изменилось: после того как расчувствовавшийся губернатор потряс Дели Кязыму руку, кулаком постукал его по спине, да еще несколько шагов прошел рядом с ним, инженер подошел к учителю и запел совсем другую песню: «Вот это человек! Да за такого в огонь и в воду!..»

Халиль Хильми-эфенди молча тащился за процессией. Дойдя до дома Омер-бея, он решил, что на этом его тягостная обязанность кончается, и собрался уже отправиться восвояси, как вдруг его остановил губернатор:

— А ты куда, каймакам? Нет, погоди. Нам с тобой есть о чем потолковать.

Омер-бей, не ожидавший, что ему будет оказана столь высокая честь, отправился в дом первым, чтобы отдать нужные распоряжения и приготовиться к приему гостей, а губернатор, председатель городской управы Решит-бей и ещё несколько человек расположились в саду.

— Иди-ка сюда, поближе, каймакам, бери стул да садись поудобнее… Что у тебя за вид? Ну точь-в-точь как

у Хадживада [33], когда он сломал свою палку. Ай-ай ай, видно, здорово досталось тебе при землетрясении, все еще оправиться не можешь. Неважно себя чувствуешь?

Халиль Хильми-эфенди принялся рассказывать о себе и так волновался, что даже вставал иногда, чтобы перевести дух. Он подробно рассказал о своем серьезном недомогании, которое «подтверждается официальным врачебным заключением», потом пожаловался на плохое самочувствие, вызванное уже другой причиной; сегодня доктор вскрыл ему чирей, поэтому-то он и сидит на краешке стула.

— Хочешь, ложись на циновку, может, удобней будет…

От такого предложения Халиль Хильми-эфенди опешил, лицо его сначала побелело, потом стало серым. Заикаясь, он попросил разрешения остаться на стуле,

— Как хочешь, каймакам, неволить не буду. А теперь скажи нам, как ты смотришь на создавшееся положение?..

Халиль Хильми-эфенди в растерянности молчал, не зная, с чего начать.

— Ну вот что, братец. — Простодушие губернатора, казалось, предвещало грозу. — Если ты не хочешь говорить, тогда скажу я. Дело дрянь! Короче и не выразишь. Если можешь иное слово придумать, честь тебе и хвала! Ну как, понял? А теперь побеседуем о другом.