Деникин. Единая и неделимая - Сергей Кисин Страница 30

Объективно падение Риги было на руку не столько немцам, у которых просто не хватало сил двигаться дальше, а самому Корнилову. Глупо, конечно, вслед за советскими историками пытаться обвинять главкома и Ставку в намеренной сдаче Риги.

Разложенный целенаправленными финансовыми вливаниями немецкого Генштаба в большевистский карман русский Северный фронт мало походил на организованную боевую единицу. Скорее на бесцельно шатающуюся вдоль линии фронта вооруженную, агрессивную, анархически настроенную толпу, командовать которой было не просто невозможно, но и смертельно опасно. При одном только известии о наступлении немцев вся 12-я армия генерал-лейтенанта Дмитрия Парского дружно кинулась наутек, очистив и Ригу, и Усть-Двинск. Потери были даже не убитыми, а лишь 9 тысячами пленных, что свидетельствует о полном нежелании сражаться. Месяцем ранее 12-я армия без боя сдала Икскюльский плацдарм на левом берегу Западной Двины, сделав бессмысленным все летнее наступление русской армии. Остановить армию генерал даже не пытался, хотя через перебежчиков знал день и час наступления немцев. Через год, служа у большевиков, он также бездарно покажет себя на том же Северном фронте, так и не найдя общего языка с новыми «товарищами».

С таким настроем войск защищать Отечество ни один «князь Пожарский» положение не исправил бы. Это предвидел и Корнилов, предупреждая Керенского о скором падении Риги, если ситуацию не изменить. А Рига — это ведь ворота на Петроград, защищать который тоже было некому.

Кроме того, главком пугал Временное правительство предполагаемым новым выступлением большевиков. Накануне своего мятежа он писал генералу Лукомскому: «Как Вам известно, все донесения нашей контрразведки сходятся на том, что новое выступление большевиков произойдет в Петрограде в конце этого месяца. По опыту 20 апреля и 3–4 июля я убежден, что слизняки, сидящие в составе Временного правительства, будут смещены, а если чудом Временное правительство останется у власти, то при благоприятном участии таких господ, как Черновы, главари большевиков и Совет рабочих и солдатских депутатов останутся безнаказанными. Пора с этим покончить. Пора немецких ставленников и шпионов во главе с Лениным повесить, а Совет рабочих и солдатских депутатов разогнать так, чтобы он нигде и не собрался. Вы правы, конный корпус я передвигаю главным образом для того, чтобы к концу августа подтянуть его к Петрограду, и если выступление большевиков состоится, то расправиться с предателями родины как следует».

По этой же причине Корнилов и предлагал Керенскому создать особый Петроградский фронт из подразделений, которым можно доверять и которые будут защищать самого председателя правительства. «Можно доверять», конечно, с точки зрения самого главкома — подразделения, верные не Керенскому, а именно Корнилову, 3-й конный корпус генерала Крымова, Туземная дивизия, которую тоже предполагалось развернуть в корпус, Корниловский полк. По сути, ядро заговорщиков и тайных офицерских организаций.

Интересно, что все эти подразделения находились максимально далеко от столицы (кавкорпус находился в резерве Румынского фронта). Ближе верных Ставке войск просто не было ни на Северном, ни на Западном фронтах.

Деникин писал, что к нему обратились из Ставки с просьбой прислать в Могилев несколько десятков «надежных» офицеров официально «для изучения бомбометного и минометного дела», а фактически — для отправки в Петроград, в составе офицерского отряда. Иными словами, официально главком предлагал двинуть на столицу части с главным лозунгом защиты Временного правительства. Предлагалось также подчинить Ставке Петроградский военный округ. Тот самый, который Корнилов не смог подчинить в апреле.

Однако Керенский тоже был не мальчик, понимал, куда гнет Ставка, где верховодил сомнительный «Союз офицеров». С такими «верными» был серьезный риск первым на фонаре на Невском повиснуть именно премьеру, в компании «немецких ставленников и шпионов». Проект подчинения округа фронту был отклонен, местные части оставались в подчинении у военного министра. Как тонко выразился Керенский, «иначе нас здесь скушают».

С остальным он был согласен, в том числе и с объявлением столицы на военном положении. Расходились лишь в деталях. Работавший передаточным звеном между правительством и Ставкой Савинков в Могилеве передавал просьбу премьера, чтобы не вводить в Питер «туземцев», «ибо неудобно, что русские дела решают инородцы». Просил бывший террорист также не ставить во главе 3-го конного корпуса генерала Крымова, который не скрывал своей неприязни к «этим господам из Таврического», так как «с его именем связываются такие побуждения, которыми он, может быть, и не руководствуется». Глава военного кабинета Керенского, его шурин из Генерального штаба полковник Владимир Барановский вкрадчиво наставлял главкома: «Конечно, необходимо действовать самым решительным образом и ударить так, чтобы это почувствовала вся Россия».

Сам же Корнилов убеждал Савинкова, что будет настаивать на изгнании из правительства социалистов, обещая все же поддержку самому премьеру.

Каждый вел свою отдельную игру. Вор пытался украсть дубинку у другого вора.

Керенский, призывая Корнилова на Петроград, вероятнее всего, рассчитывал его руками сделать все «грязное дело», а потом, убрав политических соперников, с почетом отправить в отставку либо свалить всю ответственность на «мятежника». Делиться властью никак не входило в его планы «спасения революции».

Корнилов, демонстрируя лояльность, вероятнее всего, под шумок предполагал разогнать советы (еще лучше перестрелять), разоружить Красную гвардию и ликвидировать большевиков и эсеров. А потом либо превратить Керенского в декоративную фигуру и установить «твердую власть», либо вовсе обойтись без него, став диктатором до созыва Учредительного собрания.

Савинков был дальновиднее всех, имея влияние на обоих. В Керенском он не сомневался: «военный министр Керенский руководствовался не только интересами армии, но и настроениями и резолюциями Петроградского Совета, состоявшего в значительной степени из людей большевистского и циммервальдовского образа мыслей, чуждых идее родины, любви к отечеству и заботы о сохранении фронта». Савинков без обиняков называл его «самовлюбленным жен-премьером от революции». Относительно Корнилова тоже иллюзий не питал, считая, что тот — слон в посудной лавке, но на данном политическом этапе без него не обойтись. Сам Савинков выигрывал при любом раскладе, так как либо за Керенским, либо за Корниловым рассчитывал стать фигурой № 2, которая зачастую в России всегда является № 1. К тому же бывший террорист предполагался на должность губернатора Петрограда после объявления столицы на военном положении, а это уже само по себе необъятная власть.