Тайная сторона дела Пеньковского. Непризнанная победа России - Анатолий Максимов Страница 28

А потому «мемория досад» (претензий) к «делу Пеньковского» пополняется еще тремя мнениями компетентных специалистов, которые упорно отстаивают версию о Пеньковском как о «человеке советской госбезопасности».

Так, британский журналист Чепмен Пинчер утверждает в пользу советской стороны: «Дело Пеньковского было крупной операцией по дезинформации…» Один из авторов известной книги-анализа «Шпион, который спас мир» Джеральд Шектер высказывает множество версий о «деле», в частности и в пользу гипотезы «Пеньковский — подстава»: «С этим также согласны некоторые старшие офицеры службы безопасности (МИ-5) и разведки (МИ-6)».

Наконец, главный оппонент тем, кто возводит в Британии Пеньковского на пьедестал «шпиона века» в пользу Запада, Питер Райт, контрразведчик и крупный аналитик говорит: «Он (Пеньковский) помог убаюкать подозрения Запада более чем на десять лет и ввел нас в заблуждение относительно истинного состояния советской ракетной техники».

В последнем высказывании содержится конкретизация цели советской стороны в «деле Пеньковского»: дезинформация Запада при создании Советами действенного «ракетно-ядерного щита».

Вот почему далее речь пойдет об интерпретации известных фактов из «дела», но с точки зрения способности советской госбезопасности проводить акции тайного влияния, равные по масштабу этому «спорному делу». И главным здесь моментом станет сравнение «рабочей гипотезы» о месте и времени появления Пеньковского в интересах советской стороны (об этом говорилось в предисловии) с реалиями «дела» как источника сведений о «Пеньковском-подставе».

В предыдущих двух главах автор выступал от третьего лица. Теперь будет вестись разговор о его личной позиции в отношении «дела Пеньковского», и потому он выступит уже от собственного имени. Он шаг за шагом попытается раскрыть логику и «механизм» его собственного «расследования», которое заняло у него не одно десятилетие.

В следующей главе большинство аргументов приводится в пользу «рабочей гипотезы» автора, и путеводной нитью для него будет глубокая убежденность в аксиоме: это жизнью подтвержденное «правило» — органы госбезопасности Советского государства за предшествующие «делу» более сорока лет проводили подобные акции тайного влияния, и именно в переломные моменты истории страны в ее усилиях на международной арене.

…В который раз вчитывается автор в хорошо знакомое ему обращение О. Пеньковского к американскому и английскому разведчикам:

«Как стратег, выпускник двух академий, я знаю многие слабые места. Я убежден, что в случае будущей войны в час “X” такие важные объекты, как Генштаб, КГБ на площади Дзержинского, ЦК партии, должны быть взорваны заранее установленными атомными устройствами с часовым механизмом.

Согласно предлагаемому мной плану необходимо будет уничтожить 150 тысяч опытных генералов, офицеров и штабных работников.

Обсудите мой план. Готов принять любой задание, взорву в Москве все, что смогу…»

Это обращение к противнику потрясало своей четкостью изложения цели. С трудом верилось, что автор этого плана — участник советско-финляндской войны и боевой офицер Великой Отечественной, на тот момент действующий сотрудник военной разведки. И ваг — предатель Родины.

«Феномен Пеньковского», как окрестили его предательство на Западе, интересовал меня давно. Как-никак, но судьба трижды сводила меня с Пеньковским именно в тот момент, когда он активно, естественно, скрытно сотрудничал с разведками противника.

Но еще в 1994 году, до того, как в моих руках оказалась книга Дж. Шектера и П. Дерябина под звучным названием «Шпион, который спас мир», мне попалась заметка с этим обращением — письмом Пеньковского. Приведенные мною строки особенно ярко высветили позицию Пеньковского в сотрудничестве с нашими главными противниками в «тайной войне».

В то время, когда циничное отношение предателя к своему народу обнажилось так резко, где-то в глубине моей души всплыли многолетние сомнения: а было ли предательство? Всплыли и… не исчезли.

Гипертрофированная кощунственность мыслей Пеньковского создавала эффект отторжения от самой идеи — высказать их вслух. Даже перед нашими противниками, а на тот час — его коллегами. И тем более их реализовать.

Приводя это «обращение», западная пресса писала, что американская разведка оценила надежность Пеньковского как агента и назвала его «анархистом и человеком с причудами, который по какой-то причине пытается втянуть нас в войну с Россией». (Это высказывание принадлежит шефу управления контрразведки ЦРУ Джеймсу Энглтону, который вместе с бывшим сотрудником КГБ — перебежчиком Анатолием Голицыным весьма категорично не доверял Пеньковскому.)

На Западе преподносили одно время Пеньковского как самого лучшего агента английской СИС. Он был старшим офицером Главного разведывательного управления Генштаба Минобороны. В 1961–1962 годах он одновременно являлся агентом СИС и ЦРУ. За этот период он передал им достаточно много ценных материалов о советских военных намерениях и секретной технике. Его информация оценивалась в Лондоне и по другую сторону океана как самое выдающееся проникновение в советские спецслужбы после окончания Второй мировой войны.

Он предупредил Запад о размещении советских ракет на Кубе, а информация о советском ядерном арсенале привела к Карибскому кризису, поставившему мир на грань войны. Но в конце 1962 года Пеньковский и сотрудничавший с СИС Гревелл Винн, его связник в Москве, были арестованы КГБ. Винна приговорили к длительному сроку тюремного заключения (его затем обменяли на разведчика Бена-Лонсдейла-Молодого), а Пеньковского — к расстрелу.

«Карта Пеньковского». Запад изощрялся, разыгрывая эту «карту» и представлял его борцом с коммунизмом. Но у аналитиков «дела» нарастали сомнения: предатель или не предатель? Потому заметка в «Комсомольской правде» с претенциозным заголовком «Сколько людей получили 30 сребреников?» — имела в виду тех, кто шел дорогами Иуды, — оказалась для автора весьма кстати. Ибо она объясняла отношение плативших эти сребреники к берущим их. В статье говорилось следующее:

«Предателей презирали всегда. Недаром имя Иуды стало нарицательным, а Данте поместил предателей в самый последний, девятый круг ада. Кто оказался последователем Иуды? Увы — их множество.

Министр внутренних дел наполеоновской Франции Фуше говорил: “Те, кто собирается меня убить, — дураки, а те, кто об этом мне сообщает, — подлецы”.

Знаменитого двойного агента Азефа, выдававшего своих товарищей царской охранке и использовавшего сведения из полиции в своих делах, разоблачили революционер Бурцев и бывший директор департамента русской полиции Лопухин. Бурцев давно подозревал Азефа, шесть часов подряд говорил Лопухину о двойной роли Азефа. Все шесть часов Лопухин молчал и в конце признался: Бурцев прав. Лопухин точно знал, что его ждет за разглашение тайны — каторжные работы. Каторгу, правда, заменили ссылкой в Сибирь.