Королева Брунгильда - Брюно Дюмезиль Страница 27

Даже если с институциональной и бюджетной точек зрения меровингское государство очень напоминало своего римского предшественника, настоящую перемену, происшедшую при переходе от империи к франкской Галлии, следует усматривать в появлении новых сил, способных соперничать с королевской властью.

Власть аристократии

Первым из этих новых действующих лиц была аристократия — расплывчатый термин, служащий для обозначения всех тех, кого наши источники называют potentes, «сильными».

Происхождение этих людей могло быть разным. Прежде всего это были наследники старой римской знати в Галлии, а именно несколько десятков семейств, претендовавших, обоснованно или нет, на происхождение от императоров или высших сановников V века. Эти Сиагрии, Авиты, Паулины, Фирмины, Эннодии и прочие Сапаудии еще носили название «сенаторов» — исчезнувшего старого римского сословия. В меровингском мире была и знать более германская по духу, состоявшая из потомков древних франкских вождей и из королевских дружинников. Эти люди приносили клятву личной верности государю, и Григорий Турский часто называет их словом «лейды». Но они уже в значительной мере слились с сенаторской элитой, особенно к северу от Луары. Упоминая эти два традиционных вида знати, не следует забывать, что имелась возможность социального подъема, благодаря которому в каждом поколении к элите добавлялось несколько десятков новых имен. Такие люди обычно были обязаны своей удачей покровительству короля или, иногда, королевы. В этом рассаднике честолюбцев Брунгильда сможет найти своих лучших помощников.

Каким бы ни было их происхождение, аристократы имели сходные опознавательные черты. Так, все они утверждали, что имеют знаменитых предков, поскольку в представлении как римлян, так и варваров знатность передавалась через кровное родство. Достоинства, благодаря которым становятся хорошими правителями, как считалось, передаются из поколения в поколения только в благородных семействах, так что аристократы уверяли, что наделены особыми «добродетелями» — харизмой, смелостью, красноречием и красотой. Однако нужно было, чтобы эти таланты регулярно применялись при отправлении власти. Поскольку на верховную власть претендовать было невозможно, если ты не Меровинг, идентичность знати формировалась на основе службы государству, которое делегировало публичную власть. Конечно, не каждый аристократ обязательно занимал чиновничий пост, но знатная семья, из которой за несколько поколений не вышло ни графов, ни герцогов, рисковала утратить всякий вес. Однако у тех, кто не служил монарху, оставалась возможность пойти на службу к более могущественному владыке: служба Богу, то есть епископский сан, считалась почетным поприщем. Тем самым в V в. вступление в ряды высшего духовенства оказывалось якорем спасения для некоторых сенаторских родов, которые сохраняли могущество и престиж, возглавляя местную церковь.

Общим для меровингской знати был и способ производства, которым занимались под ее руководством. Действительно, любой знатный человек управлял виллой, будь это его личное владение или земля фиска, которую он получил в пользование. Такие права на землю обеспечивали одновременно могущество и престиж. В каждой вилле могло быть несколько сотен работников — колонов или рабов. Господин мог по своей воле изгнать их, обречь на нищету, повысив арендную плату, или, напротив, оказать им помощь в трудные времена. Даже если до X в. аристократам недоставало права на отправление публичной власти на своих землях, они стали первыми людьми в сельской местности.

Зато не факт, что само по себе богатство могло быть определяющим критерием принадлежности к элите. Контроль над землей не обязательно приводил к ее переходу в полную собственность. К тому же служба королю и эксплуатация вилл позволяли получать доходы в натуральной форме, а в монете, возможно — не много. Следовательно, настоящее богатство измерялось не в деньгах и не в земельной площади. Для знатного человека было важно прежде всего обладать признаками богатства, а именно украшениями, ценным оружием, дорогими тканями, даже почитаемыми реликвиями; все это можно было выставить напоказ, демонстрируя свой социальный статус. Кроме того, излишки сельскохозяйственного производства, достававшиеся аристократу, он использовал прежде всего для содержания вооруженной свиты, способной окружать его на войне и защищать от личных врагов во время мира. Настоящим богатством в меровингской Галлии была возможность выжить и сохранить статус без необходимости опираться на другого.

На такую счастливую независимость могли рассчитывать лишь немногие индивиды. К «сильным» начинали причислять и низший слой знати, состоявшие из мелких чиновников, из крупных собственников, не имеющих прямого контакта с королем, или из воинов, разбогатевших за счет добычи. Такие люди могли жить относительно благополучно при условии, что не вызовут раздражения более сильных. Но настоящая аристократия включала в себя лишь несколько сотен семейств, которые жили эндогамно и представители которых занимали почти все значительные графские и епископские должности. Это были выходцы из сливок сенаторской среды, из элиты лейдов и лучшие из тех, кто пробился наверх; их называли proceres, то есть магнатами.

Сами по себе эти люди не обязательно составляли угрозу для меровингской монархии; напротив, их жизнь вращалась вокруг смены публичных должностей и усердного посещения дворца. Но при надобности они могли обойтись без покровительства короля и даже, что было сложней, выдержать его гнев. Правда, ни у одного из меровингских аристократов не было достаточно средств, чтобы долго противостоять государю. Но в совокупности у магнатов хватало полномочий, земель, богатств и вооруженных подчиненных, чтобы препятствовать действиям государства. К счастью для Меровингов, великие семейства Regnum Francorum были разобщены взаимной враждой и соперничеством. Но если когда-либо нескольким из них удавалось договориться о скоординированных действиях, трон мог и пошатнуться. Устранение этой трудности станет одной из главных задач правления Брунгильды.

Власть церкви

Второй силой, способной соперничать с государством, была церковь или, вернее, епископы. Точно так же как ослабление центральных властей усилило аристократию, кризис муниципальных институтов повлек за собой трансформацию епископских функций.

Официально епископ только руководил христианской общиной. Но это уже был видный сан, потому что в VI в. епископ был единственным клириком, имевшим право публично проповедовать, совершать крещенье или накладывать епитимью. Так что все христиане его диоцеза, в том числе жившие в сельской местности, в тот или иной день встречались с ним и подчинялись его власти. Кроме того, долгом епископа было защищать общину от самых виновных из грешников. Ради этого он мог провозглашать отлучение — наказание, которое на том свете обрекало осужденного на духовную смерть, а на этом — на своеобразное исключение из общества. Наконец, отметим, что на главу христианской общины естественным образом возлагалась задача строительства и ремонта культовых зданий. По этой причине все меровингские епископы были первоклассными управителями. Действительно, они получали земельную ренту от вилл, принадлежащих церкви, и тратили свои средства, обогащая ремесленников и купцов.