Королева Брунгильда - Брюно Дюмезиль Страница 26

Доходы государства

Когда речь заходит о меровингской администрации, один из самых важных вопросов, а также из самых неразрешимых, касается ее способности поддерживать государственную налоговую систему. Иными словами, жила ли Брунгильда на доходы со своего домена, как капетингская королева, или на налоговые поступления, как византийская императрица?

Этот вопрос широко обсуждался. Почти все историки сегодня согласны, что меровингские короли VI в. пытались сохранить принцип всеобщего обложения. Кроме того, все наводит на мысль, что в основе это обложение было поземельным. В городах имелись налоговые реестры, пересматривавшиеся с большей или меньшей периодичностью. Зато результаты этой попытки оцениваются по-разному. В самом деле, большинство наших источников говорит об освобождениях от налога. А именно: известно, что город Арль имел право на снижение налога^{, [12]} и что лионская церковь не платила ничего. Точно так же сборщики не должны были ничего взимать с Тура и Лиможа из уважения к святому Мартину и святому Марциалу. Означают ли эти многочисленные освобождения от налогов, что Меровинги постепенно отказывались от прямого обложения? Или, напротив, это были исключительные ситуации? Вопрос остается открытым. Однако трудно было бы понять, почему клирики с такой скрупулезностью записывали, что они освобождены от налогов, если бы упомянутые налоги вовсе прекратили взимать.

Таким образом, можно с осторожностью утверждать, что в конце VI в. налог еще был существенным источником доходов для меровингского государства. Например, Григорий Турский утверждает, что Брунгильда и ее семья боролись за «половину Парижа» или «треть Санлиса»; такие расчленения городов, упоминаемые нашими источниками, не имели бы никакого смысла, если бы они соответствовали территориям, на которые распространялась политическая или военная власть; их скорее следует понимать как долю государственного налога, поступавшую в казну разных Teilreiche.

Однако столь же очевидно, что принцип всеобщего обложения в VI в. был подорван. Прежде всего, клирики пользовались личным освобождением, которое им предоставляло римское право и регулярно подтверждали королевские эдикты Меровингов. Хлотарь I попытался отказаться от этого принципа, но ему это лишь добавило непопулярности. Далее, в Regnum Francorum индивиды франкской национальности не платили налогов в силу прав, некогда полученных варварами-федератами. Опять-таки ничего неприкосновенного нет, но когда Теодоберт I и его советник Парфений попытались обложить франков податью, город Трир восстал. Конечно, не все подданные Меровингов были клириками или франками. Но если население Южной Галлии оставалось почти полностью римским, численность варваров к северу от Луары не была пренебрежимо малой, и база обложения здесь, конечно, оказывалась меньше. Кстати, почти повсюду римляне объявляли себя «франками» — не из чувства культурной общности с новыми властителями, а стараясь избежать налогов.

Меровингское государство, к счастью, рассчитывало не только на ресурсы от прямого обложения. Так, последние археологические изыскания показывают, что торговля в VI в. была не настолько вялой, как утверждали до сих пор. Так что налоги с товара — «тонльё» — должны были приносить в казну большой доход. Кроме того, эти таможенные пошлины имели то преимущество, что оставались незаметными и, следовательно, не вызывали у податных никакого протеста. Григорий Турский стенал, когда с него требовали самую мелкую монетку подати, но пил вино из Газы и писал на египетском папирусе, не сознавая, что цена, которую он платит за эти импортные товары, включает в себя долю государственной пошлины. Однако доходным могло быть только обложение крупной торговли. Поэтому главными центрами сбора тонльё, похоже, были средиземноморские порты — Марсель и в меньшей степени Арль. Возможность контроля над этой фискальной манной и объясняла весь интерес меровингских королей к Провансу.

Наряду с прямыми и косвенными налогами третий большой источник доходов меровингского государства представляла собой эксплуатация королевских доменов. Впрочем, в античной традиции слово «фиск» означало любую землю, лес или рудник, принадлежащие короне. Отчасти эти домены происходили от бывших императорских владений, перешедших в руки королей-федератов в течение V в. Но Меровинги значительно расширили свою вотчину во время завоевания соседних государств, а именно когда аннексировали владения вестготских и бургундских королей. К тому же дворцовый суд часто приговаривал осужденных к «конфискации» владений, то есть к передаче последних в королевский фиск. Таким образом, государственный домен в VI в. проявлял тенденцию к расширению, тем более что опасность потерь оставалась небольшой. Поэтому король мог передавать какие-то земли или своим «верным», или религиозным учреждениям, не ставя под угрозу достояние меровингского государства. Конечно, всегда были возможны злоупотребления. Так, король Хильперик I жаловался: «Вот наша казна [фиск] обеднела, вот наши богатства перешли к церквам, правят одни епископы». Но, по мнению Григория Турского, такие жалобы были безосновательными и свидетельствовали только о скаредности дурного короля.

Чтобы «править», по выражению Хильперика, фиск давал разнообразные возможности. Эти поместья, эксплуатируемые как обычные виллы, поставляли во дворец зерно, скот, коней и ремесленные изделия. Поскольку для содержания двора хватало продуктов домениальной экономики, доходы от прямых и косвенных налогов можно было тратить на другие цели. Далее, земли фиска имелись в королевстве повсюду. Ими ведали управители, назначаемые лично королем, и эти люди были первоклассными осведомителями о событиях на местах: если в дальнем регионе какой-то аристократ разжигал мятежные настроения, у короля были хорошие шансы об этом узнать благодаря управляющим государственными доменами. Наконец, часть доменов фиска предназначалась для оплаты чиновников. Действительно, каждый новый граф на время своего мандата получал надел из государственных земель, доходы с которого служили ему жалованьем. Это временное использование домениального ресурса обеспечивало содержание чиновников без необходимости перемещать значительные суммы в монетах на дальние расстояния.

К этому перечню государственных доходов следует добавить доходы от меровингской политики экспансии. Войны приносили прежде всего добычу, которой король, конечно, должен был делиться со всеми воинами, но которая могла составлять внушительные суммы. Можно было рассчитывать также на дань, в золоте или в скоте, которую выплачивали народы-клиенты и которую франки отправлялись выбивать с оружием в руках, когда ее отказывались платить. В хорошие годы франкской дипломатии также удавалось добиваться «подарков» от Византии в виде нескольких десятков тысяч номисм в качестве оплаты более или менее сомнительных услуг, оказанных Меровингами империи.

В общей сложности король был богат, но деньги в его богатстве составляли довольно небольшую часть. Причиной такого положения была невысокая степень монетизации меровингской экономики. Тем не менее основой этой системы оставался старый имперский солид, который франкские короли по-прежнему чеканили с погрудным изображением византийского императора. Но серебряная монета и особенно мелкая разменная бронзовая монета почти полностью исчезли. Самая мелкая монета из находившихся в обращении, триенс — достоинством в треть солида, — уже намного превосходила сумму, которую крестьянин мог заработать за неделю. Так что монета использовалась по преимуществу в средней и большой торговле, иногда при выплате налога крупными собственниками. Но народ не имел к ней никакого доступа, и ему оставалось меновое хозяйство. Как следствие меровингские государи несколько утратили интерес к монетной политике и даже все более отказывались от монополии на чеканку. Хотя эмиссией по-прежнему ведал в основном дворец, некоторые светские и церковные магнаты начали совершенно легально чеканить собственные монеты.