Крымская война - Алексей Трубецкой Страница 26

Пока разворачивались эти события, во Франции разразился конституционный кризис. Дело в том, что согласно конституции Второй республики президент не имел права избираться на второй срок подряд. Все усилия Луи-Наполеона убедить Национальное собрание принять по этому поводу поправку к основному закону не увенчались успехом. Президент рассорился с этим органом, и упрямые законодатели отказались идти ему навстречу. И тогда 2 декабря 1851 года, в годовщину коронации Наполеона Бонапарта и Аустерлицкого сражения, его величайшей победы, Луи-Наполеон совершил государственный переворот. Руководители оппозиции и недружески настроенные к президенту журналисты были арестованы, мятеж в Восточном Париже с центром на улице Фобур-Сент-Антуан — жестоко подавлен, в провинциях введено военное положение. Защитник закона и порядка одержал победу над воображаемым заговором социалистов, и Франция вновь — как заявили власти — стала свободной от фанатиков и радикалов.

В течение трех недель после переворота Луи-Наполеон укрепил свое положение в достаточной степени, чтобы объявить о всеобщих выборах. В голосовании приняли участие около восьми миллионов французов, из которых 7 481 000 выразили свое доверие Луи-Наполеону. Этот результат означал одобрение его действий и давал ему право предложить новую конституцию. Согласно этому документу Луи-Наполеон становился президентом на десять лет и получал поистине диктаторские полномочия.

В последующие месяцы Луи-Наполеон приложил немало стараний, чтобы заразить Францию имперскими идеями. Он совершил длительную поездку по стране, и повсюду его встречали восторженные толпы. Агенты Луи-Наполеона подготавливали почву соответствующим образом, в результате чего все чаще и громче звучали льстивые возгласы и призывы к президенту стать новым императором Франции. Сам Луи не высказывался по этому поводу — он предпочитал, чтобы в глазах Европы дело выглядело так, словно он просто исполняет волю своего народа. Французы, похоже, и на самом деле жаждали восстановления монархии для обретения стабильного правительства.

В Санкт-Петербурге известие о совершенном Луи-Наполеоном перевороте встретили со смешанными чувствами. С одной стороны, императорский двор всегда приветствовал тех, кто «наводил порядок» в Европе: наконец-то французские радикалы и либералы лишились власти. Как писала пресса, «общественные интересы, находившиеся под угрозой, теперь обрели защиту». С другой стороны, возникло беспокойство, что Луи захочет примерить на себя императорскую корону — в конце концов, несколько десятилетий тому назад он успешно имитировал своего августейшего дядю. Возникает вопрос, осмелится ли Луи-Наполеон бросить вызов условиям Венского договора и пойти наперекор воле Европы?

Статья II этого договора подчеркивала, что Наполеон Бонапарт и члены его семьи «навечно лишались права на высшую власть во Франции». Кроме того, великие державы договорились «совместно обеспечивать мир и спокойствие в Европе», если кто-либо в будущем предпримет попытку «преступным образом захватить престол». В 1815 году Великобритания, Австрия, Пруссия и Россия продемонстрировали полное единодушие и твердую решимость в этом отношении. Насколько сохранилась эта твердость сейчас?

Не прошло и нескольких дней после переворота, как русский посол в Вене барон Мейендорф ^[65] встретился с австрийским канцлером князем фон Шварценбергом. Посла интересовало, какую позицию займет Австрия, если Луи-Наполеон станет императором. Шварценберг ответил, что ради «общего мира и спокойствия в Европе» всем великим державам целесообразно признать титул Луи-Наполеона, особенно если принц-президент провозгласит свою приверженность мирной внешней политике. Австрия, по словам канцлера, больше всего хочет избежать шагов, которые могут угрожать существующему равновесию в Европе.

К началу осени стало ясно, что Британия, Пруссия и Россия солидарны с Австрией в нежелании силовыми мерами предотвратить установление во Франции второй империи. В то же время Николай дал понять, что захват императорской короны Луи-Наполеоном будет равносилен узурпации власти. «Император без божественного права таковым не является. Он может фактически исполнять обязанности императора, но не станет законным императором».

В ноябре 1852 года Луи-Наполеон вновь инициировал референдум — на этот раз по вопросу преобразования республиканского строя в наследственную монархию. Подавляющее большинство участников референдума (7 824 000 против 252 000) высказалось за восстановление империи. В соответствии с этим результатом 2 декабря состоялась коронация и президент Луи-Наполеон стал Наполеоном III, императором Франции.

«Для нас не может быть никаких сомнений относительно Наполеона III, — заявил русский царь. — Эта цифра абсурдна. С нашей точки зрения, его следует именовать „Луи-Наполеон, император Франции“ — и только так. Если это вызовет его гнев, тем хуже для него. Если он позволит себе грубость, Киселев ^[66] покинет Францию». Николай сообщил Нессельроде, что вся подписываемая царем корреспонденция в адрес французского императора не должна начинаться с обычного для монархов обращения Mon frère ^[67], вполне достаточно писать «Мой друг». Признание порядкового номера «III» предполагало бы и признание некогда отвергнутого номера «II», а также возможных в будущем номеров при имени «Наполеон».

Со дня коронации не прошло недели, как Британия официально признала титул нового французского императора и Виктория начала свое послание к нему обращением «Брат мой». Вскоре пришло подтверждение признания от Франца-Иосифа из Вены, Фридриха-Вильгельма из Берлина, Бисмарка из Франкфурта и правительств других стран Европы. Лишь Санкт-Петербург хранил ледяное молчание — царь упорно отказывался признать самозваного императора. Обида чувствительного Наполеона на Россию росла — такого он простить не мог. Он не только воспринял молчание Николая как личное унижение, но и как оскорбление, нанесенное Франции. Повторяя слова своего великого дяди, Луи-Наполеон провозгласил: «Все ради блага французского народа». А французский народ находился в великом небрежении.

В течение года, который Наполеон потратил на свое восхождение к трону, такие далекие проблемы, как притязания на святые места, отошли на второй план. Поскольку давление из Парижа ослабло, а из Петербурга, напротив, усилилось, султан назначил новую комиссию для рассмотрения непростой ситуации со святынями. На этот раз состав комиссии был не столь расположен к Франции. Среди щекотливых вопросов, рассматриваемых впервые, были: следует ли разрешить католической церкви вернуть на место серебряную звезду, которые православная церковь удалила из Святых яслей? Должны ли католики иметь ключ от главного входа в вифлеемскую базилику Рождества Христова и, если они такой ключ получат, позволительно ли будет для них вставить его в замок? А вставив ключ в замок, могут ли они повернуть его и открыть дверь? Какими бы тривиальными и отвлеченными эти вопросы ни казались, ответы на них вызывали сильнейшую тревогу и могли привести к войне.