Каверин - Наталья Старосельская Страница 26

Интересно, насколько по-разному уже в советское время толкуют «Конец хазы»: у В. Борисовой, автора послесловия к собранию сочинений в шести томах, сложилось впечатление о несомненной романтизированности «быта налетчиков и громил». О. Новикова и Вл. Новиков спустя два с лишним десятилетия после этой оценки отмечают в своем исследовании, что персонажи здесь «даны без романтизирующей гиперболы и без фельетонного умаления. Это как раз средние люди. Потому так мало в них настоящей жизни, движения». А вот Сергей Веселаго — подлинно романтический герой, корнями связанный с XIX веком, и в сопоставлении этого героя с обитателями «хазы» особенно отчетливо проступает важнейшее: «…В творческой биографии Каверина наступил момент, когда романтика и реализм начали выяснять отношения друг с другом… В советской литературе 20-х годов романтизм и реализм оказались в ситуации синхронного сосуществования. А это значит, что их отношения стали взаимоосвежающими, взаимооценивающими. В свежей грозовой атмосфере особенно отчетливо ощутилось, что живо и что мертво в художественных системах прошлого. В реализме отбрасывалась бескрылая описательность, мешающая настоящему постижению правды жизни. В романтизме воскрешался пафос преобразования жизни, но соответственно отбрасывались какие-то его сугубо „позапрошлые“ черты».

Здесь можно было бы и поспорить, потому что для Вениамина Каверина «позапрошлые» черты нередко оказывались отнюдь не лишними, а скорее пригодными для преобразования, переосмысленными. И в образе Сергея Веселаго это ощущается достаточно сильно.

В 1926 году повесть была экранизирована под названием «Чертово колесо» Г. Козинцевым и Л. Траубергом. Известные киноэкспериментаторы, ФЭКСы ^[3], увидели в этом материале возможность создания увлекательного, во многом экзотического, но в то же время актуального сюжета. Сценарий написал Адриан Пиотровский, Каверин как автор не упоминается даже в собрании сочинений Г. М. Козинцева, правда, в первом томе этого солидного пятитомного издания упомянуто о нем не раз и не два. Скорее всего, связано это с тем, что «Конец хазы» послужил лишь своеобразным толчком к созданию картины о моряке с «Авроры» Ване и девушке Вале, попавшим в сети блатного мира из-за украденных документов Вани и помогшим органам в уничтожении банды.

Г. М. Козинцев впоследствии писал: «Пиотровскому удалось показать какие-то черты времени, контрасты нэпа; нас увлекла возможность резкости выражения сцен и типов… В самой реальности можно было увидеть всё то, что предстояло воспроизвести: аллеи городского сада на Петроградской стороне; летнюю эстраду, где подвизался заурядный фокусник; шашлычную в подвальчике; квартиру на окраине, где ютились преступники… Материал оказался ярким, полным контрастов и динамики… „Чертово колесо“ стало для нас своего рода полем сражения; несхожие стремления теснили одно другое. Это была, по существу, наша первая профессиональная работа. От эксцентризма осталось желание доводить характерность до какой-то крайней степени, реальные черты при этом нередко терялись, многое становилось условным».

Аккомпанировал немому фильму на сеансах в кинотеатре «Светлая лента» юный пианист, совсем еще мальчик. Это был Дмитрий Дмитриевич Шостакович.

Вот и так сходятся порой параллельные прямые судеб: первое, резко отличавшееся от всех предыдущих произведение Вениамина Каверина, для которого он кропотливо собирал материал по примеру своих старших товарищей, стало (пусть и почти до неузнаваемости измененное) первой серьезной работой Г. Козинцева и Л. Трауберга, а импровизировал на пианино, сопровождая сменяющиеся кадры ленты, Дмитрий Шостакович…

Успех был поистине ошеломляющим — в ролях известные артисты: А. Каплер, Е. Кумейко, Я. Жеймо, А. Костричкин, А. Арнольд, С. Мартинсон, С. Герасимов, картина шла, по словам Козинцева, при переполненных залах. Но самой важной представляется в этой истории экранизации фраза из поздней по времени лекции Г. М. Козинцева: «Это тема человека и эпохи, и всегда она повернута следующим образом: человек, раздавленный эпохой. Это тема от „Чертова колеса“ до всех остальных наших картин» (выделено мной. — Н. С.).

Запомним эти слова: они на моей памяти никогда не произносились (да и не могли в советское время!) и вряд ли даже предполагались в адрес Вениамина Каверина в качестве оценки его творчества 1920-х — начала 1930-х годов, но определенный — пусть и не до конца выраженный, своего рода поисковый — смысл в них, несомненно, есть. И в этом тоже своеобразно сказалось пересечение параллельных прямых писателя и режиссеров.

Да разве только их одних?..

«Конец хазы» был не единственным экранизированным в 1920-е годы произведением Вениамина Александровича Каверина. В двух других кинолентах писатель сам выступил в качестве сценариста.

Так в 1927 году режиссер Борис Шпис снял фильм «Чужой пиджак» по рассказу «Ревизор». Судя по описаниям, сценаристу пришлось пойти на немалые уступки киноиндустрии — рассказ утратил одну из важнейших линий, по сути, сюжетообразующую: соседство сумасшедшего дома и общественной бани, позволявшее легко перемещаться из одного пространства в другое, мотив трагифарсовый и для Вениамина Каверина очень существенный растворился в истории почти бытовой. Но фильм имел успех, заняты в нем были известные артисты — Андрей Костричкин, Янина Жеймо, Тамара Макарова.

А в 1928 году по каверинскому роману «Девять десятых судьбы» был снят (с участием писателя в работе над сценарием) фильм «Законы шторма». Снимал его режиссер Александр Соловьев, в главной роли — Николай Далматов. И здесь потери оказались неизбежными, таков уж, видимо, непреложный закон кинематографа…

Молодой советский кинематограф привлекал к себе имена громкие — много работал в кино Виктор Шкловский, для следующего после «Чертова колеса» фильма по «Шинели» Н. В. Гоголя, снятого Г. Козинцевым и Л. Траубергом, сценарий писал Юрий Тынянов… Можно привести другие примеры, но эта тема уведет нас далеко в сторону.

Просто отметим для себя, что для молодого писателя, только еще начинавшего овладевать новыми темами, сюжетами, появление фильма, пусть и с искаженным сценарием, было немалой честью. Хотя и приносило, вероятно, немалые огорчения…

К повести «Конец хазы» во многом примыкает рассказ «Сегодня утром», о котором по непонятным причинам крайне редко пишут исследователи литературы 1920-х годов, но и сам Вениамин Александрович Каверин не уделил ему внимания в мемуарных книгах. Тем не менее рассказ этот представляет, как кажется, немалый интерес.

Речь в нем идет о карточной игре, проигрыше главного героя Скальковского, неожиданно обвиненного женщиной в оранжевой шляпе в краже, которой он не совершал. Вынужденный скрыться от милиции, Скальковский впрыгивает на ходу в карету «скорой помощи» и обнаруживает внутри умирающего человека, в которого стреляли по ошибке, целясь в неизвестную ему женщину. Смертельно раненный, этот молодой человек никак не может вспомнить, где же и когда видел он Скальковского, и оба сходятся на том, что было это, скорее всего, на одной из университетских вечеринок; молодой человек припоминает, что остался тогда должен Скальковскому деньги, и заставляет принять их от него. О себе он сообщает лишь то, что в Воронеже живет его мать, которая нуждается в помощи, и как трудно будет ей после его смерти…