Женщины, которые любили Есенина - Борис Грибанов Страница 26

В 1921 году Москву взбудоражила новость: приезжает Айседора Дункан.

Новость повторяли на все лады, о Дункан писали газеты, ее называли «великой», «непревзойденной», о ней говорили и хорошее, и плохое, но все сходились на одном: она — королева танца.

Она действительно покорила своим искусством Европу и Америку. Она была богата — по слухам, даже сказочно богата, ведь не зря она побывала замужем за самим Зингером — владельцем фабрик швейных машинок. Вспоминали и другого мужа Дункан — знаменитого в те времена режиссера, который ставил «Гамлета» на сцене Художественного театра. При этом горестно покачивали головами — от Крэга у Дункан было двое детей, но они погибли в автокатастрофе.

Одни говорили, что она красива, другие — что ослепительна. Некоторые разногласия порождал ее возраст, но даже по самым благожелательным подсчетам ей было уже под сорок. И все равно она танцевала божественно — без традиционных балетных аксессуаров, в одном белом хитоне и босиком.

Все задавали себе один и тот же вопрос: зачем ее несет из богатой Америки и сытой Европы в Россию, в грязь, в дикость?

Ничего загадочного в решении Дункан приехать в Советскую Россию не было. Просто она оказалась одной из той довольно многочисленной плеяды западных интеллектуалов, писателей, художников, деятелей театра, которым опостылел сытый американский и европейский бездуховный образ жизни и которые увидели в русской революции — или только хотели увидеть — освежающую бурю, поверили в то, что на диких просторах России возникает новое светлое будущее.

В этом плане очень о многом говорят слова Айседоры Дункан в ее книге воспоминаний:

«По пути в Россию я чувствовала то, что должна испытывать душа, уходящая после смерти в другой мир, я думала, что навсегда расстаюсь с европейским укладом жизни. Я видела, что идеальное государство, каким оно представлялось Платону, Карлу Марксу и Ленину, чудом осуществилось на земле. Со всем жаром существа, разочаровавшегося в попытках претворить в жизнь в Европе свои художественные видения, я готовилась вступить в идеальное государство коммунизма».

В свое время в Европе Айседора Дункан не раз пыталась создать школу танца для детей. Это была ее мечта, ее видение счастливого развития человека. Еще в 1906 году она писала: «Со временем я намерена создать театр, открыть школу, в которой 100 маленьких девочек изучали бы мое искусство и впоследствии самостоятельно совершенствовались».

Обратите внимание на «мое искусство». Ее превозносили на все лады, и она окончательно утвердилась в своей исключительности.

Однако на Западе она так и не нашла богатых людей, которые заинтересовались бы ее идеями и вложили бы в нее деньги. Тогда ее мысли обратились к России. Она не раз, начиная с 1904 года, бывала в России, и эта страна нравилась ей своим гостеприимством, умением русской публики чутко воспринимать ее искусство танца, откликаться на ее творческие идеи.

Достаточно вспомнить слова великого Станиславского: «После первого вечера я не пропускал уже ни одного концерта Дункан. Потребность видеть ее часто диктовалась изнутри артистическим чувством, близко родственным ее искусству».

Русскую революцию Дункан встретила восторженно. «Тот день, когда пришла весть о революции в России, — писала она в книге «Моя жизнь», — наполнил всех любителей свободы надеждой и радостью… В ночь русской революции я танцевала с дикой, неистовой радостью. Сердце мое рвалось в груди за тех, кто сейчас дождался освобождения, а раньше подвергался страданиям и пыткам и умирал за дело человечества».

И вот теперь она обратила свои надежды к Москве. Весной 1921 года она получила телеграмму от наркома просвещения Луначарского: «Русское правительство единственное, которое может понять вас. Приезжайте к нам. Мы создадим вашу школу».

Дункан ответила Луначарскому письмом: «Я никогда не искала денег за мою работу. Я хочу получить студию, дом для меня и моих учениц, простую еду, простые туники и возможность сделать мою работу как можно лучше. Я устала от буржуазного коммерческого искусства. Очень грустно, что я никогда не могла отдать свое творчество людям, для которых оно существует. А я вместо этого вынуждена была продавать свое творчество по пять долларов за место… Я хочу танцевать для масс, для рабочих людей, которые нуждаются в моем искусстве и у которых никогда не было денег, чтобы прийти и увидеть меня. Я хочу танцевать для них бесплатно… Если вы принимаете меня на этих условиях, я приеду и буду работать для будущего Русской Революции и для ее детей».

Получив такой ответ, Луначарский телеграфировал Дункан в Париж: «Приезжайте в Москву. Мы дадим вам школу и тысячу детей. Вы сможете осуществить ваши идеи в большом масштабе».

Друзья пытались отговорить Айседору от поездки в «эту варварскую страну», но она заявила журналистам: «Я намерена провести ближайшие десять лет в России».

В искренности Дункан сомневаться не приходится, но здоровый скепсис нашептывает, что не все так просто, что, скорее всего, ее благородный жест был продиктован определенными сомнениями — она знала, что ее успех в Америке и Европе продлится недолго. В последнее время сборы с ее концертов заметно снизились, и это не могло не беспокоить практичную Айседору.

Так или иначе, но летом 1921 года Айседора Дункан появилась в Москве. Здесь ей предстояло встретить свою судьбу, свою последнюю любовь и свою беду — русского поэта Сергея Есенина.

Слышал ли что-нибудь об Айседоре Дункан Сергей Есенин? Конечно, слышал. Не мог не слышать. Слишком громкое это было имя. Но никогда раньше он ее не видел, а потому не мог знать, насколько она красива, насколько по-женски привлекательна.

Важно было другое — ореол славы, магия известности, которая всегда зачаровывала Есенина.

Мариенгоф оставил яркое и точное описание преддверия встречи Есенина с Айседорой Дункан. Они с Есениным сидели в саду «Эрмитаж», когда к ним подошел их друг художник Жорж Якулов. Он вообще был близок к имажинистам и даже подписывал их манифесты. Мариенгоф пишет: «На нем был фиолетовый френч из старых занавесок. Он бьет по желтым крагам тоненькой тросточкой. Шикарный мужчина. С этой же тросточкой, в белых перчатках он водил свою роту в атаку на немцев. А потом на оранжевых ленточках звенел георгиевскими крестами».

Якулов загадочно посмотрел на них, прищурив глаз, похожий на маслину:

— А хотите с Изадорой ^[1] Дункан познакомлю?

Есенин даже привскочил со скамьи:

— Где она? Где?

— Здесь… кхе-кхе… замечательная женщина.

Есенин, ухватил Якулова за рукав: