Святослав. Хазария - Юлия Гнатюк Страница 26

Освободившись от пут, пленный потёр запястья, разгоняя застоявшуюся кровь. Рядом со Святославом уже стоял толмач – тот самый русоволосый широкоплечий словенец, что первым перешёл на сторону киян у Перуновой Прилуки. После потери в том треклятом бою лучшего друга в одночасье осеребрились густые словеновы кудри, и все стали звать его за раннюю седину Сивый.

Никто не ведал, был ли он говорлив прежде, но теперь слыл молчуном. Может, за немногословность и ценил его князь, да ещё за то, что Сивый хорошо знал не только язык хазар, но все их повадки и привычки.

– Я князь Руси Киевской Святослав. Ты что же, не ведаешь, что один сын Кагана Яшак казнён, а второй – Уйзен – разбит мной и отпущен в Хазарию с малым войском. Вся эта земля отныне принадлежит Киеву, и кто здесь остаётся, должен признать меня князем.

– А я – Ходжар-тархан, – отвечал хазарский воевода, – вижу, что ты воистину велик и храбр. Но не могу тебе подчиниться, поскольку мой владыка – только Великий Каган, – продолжал хазарин, бросая короткие, бесстрашно-нагловатые взгляды то на князя, то на стоящих вокруг русов. – Ты ведь первым на меня напал, князь, я только защищался. Потому дозволь и мне, как Уйзен-шаду, уйти в Хазарию и дай волю моим воинам, поскольку они с твоей дружиной бились храбро и смело, а урусский князь, как всем ведомо, почитает храбрых противников!

Святослав окинул взором пленных хазар, потом поле недавней битвы и вновь остановился на Ходжар-тархане. «Кого же мне напоминает его взгляд?» – опять подумал он. Потом махнул рукой и сказал:

– Гряди, воевода, домой. Отпускаю тебя и всех пленников с условием, что не станете ходить против Киева!

– Даю слово, честной князь, слава тебе!

Освобождённые от пут хазары тут же вскочили на подведённых им коней. Ходжар-тархан повернулся к своим воинам и что-то коротко сказал.

– Благодарить велит, – перевёл Сивый.

Хазары, проезжая мимо Святослава, что-то восклицали, улыбались, прикладывали правую руку к сердцу, зная, что, по русскому обычаю, это выражает признательность, но лишь оказались за границей поля битвы, стеганули лошадей и были таковы.

– Что-то кони у них тяжко идут, – заметил глядевший вслед Горицвет.

– Пусть благодарят своего Яхве, что живыми ушли, да ещё и коней получили добрых! – воскликнул Блуд. Потом плутовато сверкнул очами и добавил: – Ну, может, не самых добрых…

– А скорее, вовсе худых! – рассмеялся Горицвет. – Ну и ловок ты, брат Блуд, на бегу сапоги снимать! Ха-ха!

Стоявшие вокруг темники тоже рассмеялись. А Святослава вдруг осенило: вот же он, знакомый бесстрашно-плутоватый взгляд! Блуд сейчас в точности, как Ходжар-тархан, зыркнул очами, и повадки у них схожи, хотя внешность совершенно разная. Выходит, натура, она, что киевская, что итильская, единой бывает… Хм…

– Эх, княже! – сокрушённо вздохнул Свенельд. – Зачем опять отпустил врага? Скажи, Сивый, – повернулся он к толмачу, – держат ли своё слово хазары? Ты их хорошо знаешь…

– Не держат, – коротко ответил толмач, провожая взглядом маленькие фигурки уносящихся прочь супротивников.

– Про то ведаю, – отвечал Святослав, – и хочу, чтоб теперь по-другому стало. Если увижу впредь, что солгал, отсеку голову. А нынче отпускаю на все четыре стороны, чтоб заставить уважать их слово честное, слово воинское, что твёрже камня и железа быть может! – Князь возвысил голос так, чтобы его было слышно. Потом обратился к темникам: – Только храбрый и честный враг достоин милости и уважения, а трусливого бейте без пощады, такой недостоин на свете жить! Всякий муж страх имеет, но лишь тот, кто его одолеет, есть настоящий воин.

Князь помолчал.

– Сколько мы потеряли в сражении с Ходжар-тарханом?

– Тысячу убитыми, три тысячи ранеными, тысячу раненых коней, а пятьсот убитых. Две сотни коней пришлось добить, поскольку у них были поломаны спины и ноги, на мясо пойдут… – доложил Горицвет.

– Воистину храбр тот воевода, – вздохнул Святослав, – сколько наших людей положил…

– То не простой воевода, – заметил Горицвет, – знает и прямые, и обходные маневры, и Крылья умеет рвать, и в русскую Лодию строиться, и из Перунова кола выходить…

– Значит, мы должны стать ещё лепшими! – возвысил голос Святослав. – Отныне, – он сделал выжидательную паузу, а затем заговорил так, будто каждое слово хотел вложить накрепко в память своих подчинённых, – друзья мои, темники, спрашивать буду с вас вдвойне! Держите воинский порядок незыблемым и в стане, и в походе, и на поле битвы. Высылайте дозоры, проверяйте и изучайте всякое место впереди и вокруг себя: где какие леса, какие реки, какова их глубина и где броды, где западня вражеская может быть уготована. Сколько гонов от одной горы до другой, от озера до реки, от реки до леса. Обо всём вы должны ведать и воинов своих учить непрестанно, дабы они были борзыми, как вихрь, и сражаться могли с дерзостью и геройством! – Святослав закончил горячую речь, помолчал немного и сказал тихим ровным голосом: – Горицвет, выдели сотню, пусть раненых пока по огнищанским домам для присмотра и выхаживания развезут, потом, при случае, в Киев обозом отправим.

Дав наставление темникам, Святослав отпустил их к тьмам, а сам остался поговорить о ратных делах с дядькой Свеном. Разговор, как и все предыдущие, с самого начала похода, был непрост и жарок. Свенельд настаивал на возвращении, а Святослав доказывал, что надо идти дальше.

– Мы провели три больших сражения, потеряли слишком много коней и воев, каждая новая сеча может оказаться последней! – горячился обычно невозмутимый Свенельд.

– Для воина каждая сеча может стать последней, на то мы и есть Перуновы дети, – стараясь сдерживать раздражение, отвечал князь.

– Да ежели нас тут порубят, кто Киев оборонять будет? Об этом думать надобно, а не о том, как поскорее свою буйную голову под булат вражеский сложить. Это дело нехитрое, на наши шеи вражеских мечей всегда в достатке найдётся! – повысил голос Свенельд. – Каган очень силён, мы ведь встречались только с отдельными его тьмами, а как он выставит всё войско? Думаешь, он, узнав о смерти одного сына и разгроме второго, будет сидеть и дожидаться, пока мы здесь нагуляемся? Надо возвращаться! Теми победами, что одержали, мы только растревожили осиное гнездо, и теперь на нас может обрушиться целый рой…

– Пока отец Перун благоволит к нам и даёт скорые победы над врагом, не должны мы от сечи уходить! – не повышая голоса и глядя куда-то перед собой, упрямо гнул свою линию Святослав.

Натянутая до предела струна в душе бывшего воеводы лопнула. Свенельд взвился со своего места, будто его в самом деле преследовал рой обозлённых ос. С неимоверной для своего возраста быстротой он оказался возле своего коня и взлетел в седло, выкрикивая при этом ругательства на родном свейском языке, и на том же языке прокричал Святославу:

– Не желаю больше с тобой спорить, упрямец! Скоро сам убедишься, кто из нас прав, да, боюсь, будет поздно!