Роковая тайна сестер Бронте - Екатерина Митрофанова Страница 25

Собрав по подписке необходимую сумму (около семидесяти фунтов), мистер Уилсон решил организовать собственное предприятие, и для достижения этой цели он приобрел соответствующее помещение, где ранее размещалась фабрика катушек, и, обустроив надлежащим образом это старое здание, приспособил его для школы. В учебное заведение мистера Уилсона принимали только девочек; плата за обучение, ежегодно вносимая родственниками поступивших воспитанниц, составляла четырнадцать фунтов, что покрывало лишь расходы на одежду и питание; образование в Коуэн-Бриджской школе предоставлялось за счет благотворительных средств.

На оговоренных выше условиях Патрик Бронте вполне мог позволить себе полноценное содержание в учреждении мистера Уилсона всех своих дочерей, за исключением Энн, не достигшей к тому времени возраста, приличествующего образцовой воспитаннице. Но для начала мистер Бронте решил отослать в школу двух старших дочерей.

В июле 1824 года Мария и Элизабет отправились в школу Коуэн-Бридж. И началась для них пора лишений и невзгод суровых школьных будней. Жесткий график учебных занятий, требовавший непосильного напряжения от смиренных воспитанниц Коуэн-Бриджа, острый недостаток пищи, безжалостная жестокость служивших здесь наставниц, не спускавших своим ученицам ни малейшего промаха, — все это было лишь частью тех страшных мучений, что приходилось беспрестанно претерпевать смиренным «дочерям милосердия».

Однако молодые барышни Мария и Элизабет Бронте оказались отнюдь не из тех изнеженных, капризных особ, чьи всевозможные прихоти мгновенно исполняются и любые, пусть даже пустячные мимолетные желания предупреждаются заблаговременно, как по волшебству. Пройденная ими с раннего детства отменная закалка, взросшая на суровой почве непреклонности установленных порядков, безраздельно царивших в их семье, воспитала в детях преподобного Патрика Бронте все те лучшие душевные качества, что призваны во служение высшей христианской добродетели: спартанскую выносливость, отчеканенную завидным терпением, и истинное смирение.

Эти постоянные спутники помогали Марии и Элизабет относительно спокойно и мужественно глядеть в глаза суровым невзгодам Коуэн-Бриджа, с безропотной покорностью переносить любые испытания, уготованные им коварной Судьбою. Во всяком случае, они прикладывали все душевные силы, чтобы не поддаться гнетущему унынию и честно снести все тяготы и лишения.

Пасторские дочери находили отрадное утешение в традиционных молитвах и ежедневно возносили Господу горячую благодарность за те нечаянные радости, что отпущены им на земле. В самом деле, они искренне верили, что мучительные телесные терзания несут в себе спасительный венец чистейшей Божественной Благодати, укрепляя их дух и наставляя их на единственный возможный путь счастливого избавления, следуя которому избранные смиренные праведники обретают наконец заслуженную ими по праву высшую награду на Небесах.

И все же время от времени у девочек возникали странные чувства. Какая-то неизъяснимая тоска, поддерживаемая безотчетной тревогой. Это состояние регулярно охватывало Марию и Элизабет Бронте, омрачая им и без того унылое, безотрадное существование в мрачных стенах Коуэн-Бриджа.

В первый месяц пребывания в Коуэн-Бриджской школе, озаренный теплыми приветливыми лучами летнего солнца, сестры, казалось, не замечали тихой печали, порою находившей на них. Они оставались всегда спокойными и сосредоточенными, стараясь, по мере возможности, не проявлять внешних ее признаков, но это навязчивое состояние с каждым днем все сильнее овладевало бедными дочерьми преподобного Патрика Бронте и все вернее и неотступнее подчиняло их себе.

Вероятно, то было предвосхищением унылой тоски грядущих осенних ночей, которым надлежало явиться взамен нежному, беззаботному теплу ясного летнего дня. Очень скоро назойливая меланхолия совсем оседлала невинные души старших барышень Бронте.

Порой, в минуты редкого уединения, какие выпадали главным образом на время установленных в Коуэн-Бридже обязательных прогулок, незаметно отделившись от группы играющих девочек, Мария и Элизабет каждый раз углублялись в какой-нибудь укромный уголок облетевшего и поблекшего сада (устроенного при здании школы и неизменно служившего основным местом отдыха воспитанниц). Там, под кронами одиноко стоявших возле узких тропинок деревьев, сестры предавались унылым размышлениям о постигшей их странной перемене — о том, что же все-таки явилось главной причиной подавленного состояния духа.

В самом этом досадном обстоятельстве на первый взгляд не ощущалось ничего особенного, ничего, что могло бы послужить предметом малейшего удивления и беспокойства. Периодическую подавленность состояния Марии и Элизабет Бронте порождала всего лишь безграничная тоска по тихому одинокому пасторскому дому, затерянному в самой глуши диких пустынных долин родного Гаворта, а также — отчаянное томление по его обитателям.

Как остро недоставало теперь юным Бронте той спокойной, безмятежной обстановки, какую всегда обеспечивал им небольшой, но тесно сплоченный семейный круг! Не сразу девочки осознали это. Но однажды им все же довелось постичь неизведанный дотоле тайный смысл овладевшей ими меланхолии.

…Это случилось унылым августовским вечером — одним из тех, какими весьма богата природа туманного Альбиона. Время, предназначенное для досуга, миновало. Воспитанницы Коуэн-Бриджа, как обычно, расположились на скамьях, окружавших длинные сосновые столы, мирно погрузившись в подготовку очередной порции заданий, неизменно доставляемых им педантичными наставницами, следившими за добросовестностью их выполнения с бдительностью Цербера.

Мария и Элизабет Бронте, наряду с прочими девочками, углубились в свои занятия и, с присущим им усердием, заучивали отдельные стихи из Священного писания. Их голоса гармонично вливались в единый поток возгласов, регулярно доносившихся с ученических скамей и создававших мерный гул, обыкновенно царивший в классе в это время суток.

Всецело поглощенные занятиями девочки, конечно, не могли уловить не слишком отчетливых звуков легких приближающихся шагов, доносившихся из коридора, и различить приглушенный скрип отворившейся двери. Наставницы имели обыкновение входить быстро и бесшумно. К тому же время, отведенное на приготовление уроков, еще не истекло, а следовательно, о прекращении занятий не могло быть и речи.

Поэтому внезапное появление в классе одной из представительниц столь бдительной и вместе с тем совершенно непредсказуемой породы осталось практически незамеченным. И уж конечно никто не обратил внимания на маленькую, бледнолицую девочку лет восьми, которую привела с собой наставница, вероятно, отдавшая распоряжение своей новой подопечной присесть, потому что та покорно умостилась на ближайшую скамью.

Девочка имела крайне усталый вид, что могло свидетельствовать о недавно перенесенном ею далеком и нелегком путешествии. Тем не менее, взгляд ее не был рассеянным и отсутствующим. Она с жадным интересом наблюдала за всем, что происходит вокруг, и с особым любопытством рассматривала длинные ряды воспитанниц, силуэты которых издали казались узорной каймой, обрамляющей ученические столы; ее беспокойный взор быстро окинул всю девичью стайку, а затем стат подолгу останавливаться на каждом отдельном силуэте, словно стараясь зафиксировать каждое из этих неясных очертаний, чтобы в конце концов найти среди них нечто знакомое, близкое, родное — хотя бы малейший жест, неуловимое движение…