Царь Грозный - Наталья Павлищева Страница 25

В этом и увидел свою главную цель в отношении молодого князя Макарий. Только действовать предстояло осторожно, чтобы самому раньше времени обратно в монастырь не вернуться или того хуже – на плаху не взойти. Великий князь горяч и несдержан, такому враз бесовские развлечения не запретишь, исподволь надо, осторожно. Митрополиту осторожности не занимать, уговаривать умеет. Но главное, начитан он так, что у Ивана рот сам собой раскрывается, когда слышит рассказы митрополита, а рука тянется к книге. Макарий радуется, появилась возможность давать князю читать не что попало, а образующее его душу.

Анна Глинская, заметив, как сорвался с места внук, завидев в окно своего наставника, привычно ворчала:

– К чему столько беседовать с митрополитом?

Но открыто возражать против духовных бесед с главой церкви, конечно, не могла. Да Иван и не послушал бы. Блестя глазами, он пытался объяснить Глинской:

– Макарий говорит, что Москва наследница Византии!

Бабка смеялась:

– Было бы чему наследовать! Где ваша Византия теперь?

В ответ Иван не на шутку ярился:

– Я внук Софьи Палеолог! И в моем роду немало цареградских родичей!

Разговоры о цареградских корнях князя Анна Глинская не любила, а потому старалась внука не задевать.

– А еще Макарий говорит о священности царской власти!

Не удержалась Анна Глинская, фыркнула:

– Да ты царь ли?

Иван неожиданно возразил:

– Буду! Скоро буду!

Вот это уже вызывало у бабки открытый смех, хоть и рослый князь, вымахал с версту, а глуповат. Тешится мечтами о своей власти, не понимая, что от него мало что зависит. Вон сколько времени Шуйские все государство держали, теперь Глинские держат. Не в обиду князю сказано, чтобы властью гордиться, ее сначала иметь надо!

И вдруг как гром с ясного неба – молодой князь собрался венчаться на царство и жениться! Глинские задумались, но возражать не стали, пусть себе зовется царем, от того доход у них не меньше.

Анна, правда, бросилась к Софье за советом. Та даже ларец открывать не стала, без него сказала:

– Все, как должно…

Глинская все же переспросила:

– И что с ним будет?

– Его судьбу мать определила, не тебе решать. Будет правителем много лет.

Анне почему-то стало тревожно, не удержалась:

– Елена собой заплатила за это?

– Она за себя платила, за свои грехи.

– А… а чем Иван заплатит?

– Что свершит, за то и расплатится… Ему выбирать.

Глинской стало страшно, она уже очень жалела, что взяла когда-то с собой ларец, а главное, что показала его дочери. Софья ответила на несказанные мысли:

– Елену не жалей, она знала, что век будет недолог. Твоя власть кончилась, тебе больше не помогу. А Иван сам спросит, когда время придет.

И исчезла, словно ее и не было…

Боярам же очень понравилась задумка молодого князя – венчаться на царство и жениться на русской девице. О женитьбе он сообщил еще месяц назад, в декабре, причем сказал, что не желает искать заморскую царевну, вдруг жизнь с ней не сложится, как тогда быть? Боярская дума, живо помнившая Софью Палеолог и Елену Глинскую, обрадовалась. Своя, значит, боярская дочь, значит, кто-то из них в царские родственники угодит, как Сабуровы, когда Василий женился на Соломонии. Принялись наперебой предлагать дочерей, племянниц, внучек.

И вот с самого утра, не евши, не пивши, обливались потом в тяжелых шубах знатные и состоятельные мужи на лавках, полна палата… Маются, лаются, меж собой поминают, кто родовитей, кто кому свояк или дальний племянник… Понимают, что, возможно, сегодня кто-то из них возвысится, а кто-то будет локотки кусать оттого, что не случилось.

Иван вошел в палату чуть не к вечеру, длинный, нескладный, голенастый. Острые коленки не спрятать ни под каким платьем, локти торчат. Бояре прятали ухмылки в усы и бороды, нескладен князь, ох, нескладен… Пронзительные, цепкие глаза Ивана пробежали по лицам, ни на ком не останавливаясь. Возле престола стоял Михаил Глинский, поджидая племянника, но приветствовать не стал, даже головы не склонил. Много чести перед сыном сестры преклоняться, а что он князь, так не его заслуга, и что у власти как бы, так это только пока. Власть она не у того, кто на престол садится, а у того, кто, сидя на нем, может распоряжаться, за кем сила. Потому как с престола и скинуть легко. Меж собой братья несколько дней назад решили – Ивану сидеть недолго, пока они сами не укрепятся, полгода, не больше. Захотел племянничек жениться? Да пусть его. Подыщут боярскую дочь, чтоб род был поплоше и родственников поменьше, отвлечется молодой князь, а там… там видно будет!

Иван, подойдя к престолу, неловко, почти боком присел, шапка явно мешала, но терпел. Стоящий в стороне Юрий Глинский даже усмехнулся, неловок племянник во всем, когда еще в силу войдет… Князь тем временем снова оглядел бояр и вдруг объявил:

– Устроить смотр девиц, как у отца было, князя Василия! Сам выбирать буду, сам погляжу! – Он дал время боярам попрятать новые улыбки в кулаки и добавил: – Но прежде венчаться на царство буду! Чтоб царем зваться, а не князем! После Крещения!

Не давая опомниться, встал и, четко печатая шаг, вышел вон. Только после этого зашумели, заволновались бояре, Глинские переглянулись меж собой. Пока действия племянника им особо не грозили, но мальчишка оказался упрямым, мало ли что придумает? Решили проследить, чтобы не выбрал кого из Шуйских, не дай бог, или тех же Оболенских! О-хо-хо… гораздо проще было, когда молодой князь, дурачась, запрягал вместо лошадей холопов и пахал на них или играл в собственные похороны, наряжаясь в саван и укладываясь в гроб, чтобы девки целовали его в губы, а он совал руки под их подолы.

Но князь уже вышел из повиновения, он сам метнулся по крупнейшим городам, Михаил Глинский едва увязался следом. Нельзя было допустить, чтобы в таком важном деле Иван наломал дров! Дядя смотрел на разряженного в меха и блестящую парчу племянника и дивился, как тот вдруг похорошел. Иван даже стал красив, решив жениться, он точно вдруг повзрослел. Не так заметна угловатость, появился веселый блеск в глазах. Иван ждал встречи не просто с красивыми, но и умными девушками, а девицы при одном только виде великого князя проглатывали языки, краснели или бледнели безо всякого повода, жеманились либо слишком старательно показывали свою скромность. Ни одна Ивану не глянулась, из поездки в Новгород и Псков князь вернулся разочарованным.

Но в Москву уже привезли десятки других красавиц. И каких только не было! Рослые и низенькие, полноватые и тоненькие, светловолосые и с черными, как ночь, волосами, старательно убранными под праздничные венцы… Иван смотрел и смотрел, но глаза не останавливались ни на одном лице. За обедом он вдруг поманил к себе Никиту Захарьина, показал, чтоб наклонился ближе, что-то зашептал почти на ухо. Никита был стольником, потому такому разговору никто не подивился, лишь Глинские внимательно прислушивались, но и им ничего не удалось разобрать. А Иван спрашивал своего стольника: