Царь Грозный - Наталья Павлищева Страница 24

Молодой князь мучил щенка, таская того за одну лапу по полу. Анна поморщилась, ну что за глупец?! Вымахал ростом с версту, а забавляется чем попало! Наконец ей надоело слушать щенячий визг, княгиня фыркнула:

– Иван, выброси его вон!

Князь не заставил себя долго ждать, щенок полетел наружу через распахнутое окно. Его визг стал сначала истошным, потом жалобным и быстро затих. Не впервые Иван бросал щенков с высоты, только сейчас не побежал смотреть, как мучается бедное животное, стоял, разглядывая бабку. Та снова поморщилась:

– С кем ты дружбу водишь?

– С кем? – почти с вызовом переспросил Иван.

– Да ни к чему тебе Телепнева-Оболенского рядом держать!

– Отчего? – Глаза внука зло сощурились. Снова лезут в его жизнь! Снова распоряжаются, с кем говорить, а с кем нет!

– Оттого, что слухи ходят про его отца и твою мать! Возомнит себе, что он твой брат сводный, потому, мол, и привечаешь…

Иван несколько мгновений стоял, замерев, потом нервно дернул головой:

– Было такое?!

Анна уже пожалела, что завела разговор, но сказанного не воротишь, опустила голову, сокрушенно пробормотала:

– Было… Не уберегли княгиню…

– А… я?.. – Голос отрока дрогнул, самым страшным было сейчас узнать, что он не князь.

– Тебя князь Василий сам крестил как своего сына… – Что могла еще ответить ему бабка Анна?

– Ложь! – резко заявил Иван, но по тому, как он задумался, было ясно, что поверил, и Федору Овчине Оболенскому теперь несдобровать. Чем мешал Анне Глинской молодой князь Федор, сын Ивана Телепнева-Оболенского? Видно, чем-то мешал…

Но великий князь ничего не предпринял. Только спустя полгода в январе, перед самым венчанием на царство, случился у него нехороший спор с Федором Оболенским. С чего завязалось, оба и не помнили, только Федор держал себя старшим, он и был старше возрастом. Ивану показалось это обидным, постепенно князь сердился все больше и больше. Потом вдруг зло вперился в боярина взглядом:

– Ты во всем себя умнее ставишь, может, ты и по положению меня старше?

Оболенский, не почуяв опасности в этом простом вопросе, усмехнулся:

– Может, и в положении. Я возрастом старше, а значит, и положением.

Что он имел в виду, неизвестно, только Иван разозлился окончательно:

– И сидеть выше хочешь?

Телепнев, у которого было хорошее настроение, и тут посмеялся:

– И сидеть!

Больше великий князь ничего не спрашивал, а потом свершилось страшное – Федора Оболенского, сына Ивана Телепнева-Оболенского, посадили на высокий кол на лугу за Москвой-рекой на виду у всего города. Шутившего с ним вместе Ивана Дорогобужского казнили отсечением головы!

Михаил Глинский нашел Ивана у окна, откуда тот наблюдал за мучившимся на колу Федором. Князь стоял, вцепившись руками в оконную притолоку, даже фаланги пальцев побелели, лицо его покрылось красными и белыми пятнами вперемешку, губы от волнения были сжаты, левое веко чуть подергивалось. Дядя даже испугался за племянника, не ровен час хватит удар, что тогда? До луга, где был врыт в мерзлую землю кол, далеко, даже если бы Оболенский кричал, ветер отнес крик в сторону, да и видно плохо, различим только силуэт. Но все и так знали, что Федор не кричал, он умер довольно быстро, а Иван почему-то запретил снимать бедолагу. Кол был высоким, и теперь труп постепенно сползал по нему все ниже. Князь оглянулся на дядю, резко дернув головой, и тут же снова уставился в окно.

– Хотел сесть выше меня? Вот… сидит…

Сказать, что объяснение жестокой казни успокоило Михаила Глинского, нельзя, кто же знает, кто будет следующим? С Федором Оболенским Иван часто играл в детстве, если его не пожалел, как и Воронцова, то на все способен. Что-то нехорошее шевельнулось внутри у дяди, по крайней мере, одно он понял отчетливо: за него Иван в случае чего не заступится. И самого Ивана никуда не денешь – великий князь как-никак, а Глинские попросту при нем. Пока… при нем…

В тот вечер братья Юрий и Михаил Глинские долго беседовали наедине. О чем? Кто же знает?..

Пожалуй, больше всего времени Иван проводил за дурачеством, причем злым дурачеством. То потопчет кого конем, то вдруг велит согнать девок, раздеть их догола и заставит искать на земле разбросанные деньги. Девки лазают голыми задами вверх, копаются в траве, а то и в простой грязи. Князю с его дружками смешно! После выловят всех девок, загонят в баню, якобы помыться, потому как в грязи вымазались, всех перепробуют и погонят голышом по улице прочь. Народ плюется, но исподтишка наблюдает. Не все девки до дома добирались, кто на глаза родным после такого срама показаться не мог, а кого и попросту к себе во дворы забирали сердобольные любители женской красоты.

А бывает и того хуже – выпустят огромного медведя, да так, чтобы холопам со двора деться некуда было. Медведь людей дерет, а Иван на верхнем ярусе радуется.

Но при том князь часто и подолгу беседует с митрополитом Макарием. Владыка стал настоящим наставником молодого князя, конечно, не в его развлечениях, за них выговаривал, хотя и не слишком строго. Казалось бы, Макарию ругательски ругать Ивана за непотребности, которые творил, но умный митрополит понимал, что, единожды отругав, князя близь себя больше не увидит. А чему научат другие – еще не ясно. Потому осторожно, исподволь внушал то, что считал главным, мягко выговаривая за непутевость в мирских делах.

Не всегда Иван приходил в собор, часто сам митрополит посещал молодого князя, трапезничал с ним, подолгу сидел в его горнице. Вот и тут Макарий спешил к князю через двор. Иван, ни от кого другого не знавший добра и привета, был рад видеть митрополита, потому спустился с крыльца навстречу. Следом за Макарием служка нес какой-то манускрипт. Митрополит всегда старался показать привезенную новинку своему подопечному. Сам он начал составление Четьих миней, страстно желая, чтобы и на Руси были чтимы святые лики, тайной задумкой Макария было признание Руси главой православия, но для этого предстояло много потрудиться. Трудиться на благо веры Макарий готов всю жизнь, лишь бы мирская власть не мешала.

На нынешнюю вряд ли можно рассчитывать, потому взор митрополита обратился на молодого великого князя. Иван не просто юн и неразумен, он и необразован. Впервые побеседовав с князем, Макарий мысленно ахнул: да кто ж его учил-то?! Ивану тогда было двенадцать, но ростом он со взрослого человека, вымахал с версту, в кости крепок, лицом пригож, на щеках румянец не хуже девичьего, глаза блестят… Да только вот что в тех глазах?

Князь очень любопытен и сообразителен. За неимением других занятий свою сообразительность использует непотребно, на бесовские развлечения. И любопытство удовлетворять нечем, о людской мерзости уже, поди, все ведает. А вот о добром, о святом не удосужились рассказать. Макарий почувствовал, что перед ним открылось непаханое поле воспитания молодого князя! Иван необразован, но любит читать? Значит, надо направить его чтение, чтобы не проходили умные мысли из книг зря.