Заложники Петра I и Карла XII. Повседневный быт пленных во время Северной войны - Галина Шебалдина Страница 24

Ситуация накалилась до предела — особенно после того, как в конце апреля пришел приказ о возвращении пленных. И тогда 70-летний русский вельможа князь Я.Ф. Долгорукий принял отчаянное решение, которое, возможно, спасло жизнь ему и еще нескольким десяткам человек. Стечение благоприятных обстоятельств: задержка выхода судна из-за непогоды, небольшая охрана и, как писал сам князь, «благой случай и бесстрашие и дерзновение» помогли осуществить побег, который был абсолютно не подготовлен. Удачный исход произошедшего 3 июня 1711 года тем более трудно объяснить, так как ни шкипер, ни штурман, не говоря уже о пленниках, не знали дорогу через Балтийское море, у них не было даже морских карт. Тем не менее 19 июня беглецы благополучно прибыли в Нарву, а 26 июня в Санкт-Петербург, где были торжественно приняты губернатором князем А.Д. Меншиковым. Вместе с Долгоруким на свободе оказалось 44 человека, и это был если не самый крупный, то наверняка самый громкий удачный побег русских пленных за всю историю войны ^[53]. Шведские власти, узнав о побеге, вновь заговорили о том, что обещаниям русских нельзя верить.

Каждый из отправляемых на обмен пленных должен был подписать реверс ^[54] в том, что, если обмен не удастся, он вернется к месту наказания. Такое же обещание давали шведские пленные и также практически всегда его нарушали. Вот как выглядело обязательство, которое подписали 2 декабря 1710 года царевич Имеретинский, Трубецкой и Головин: «Мы, нижеподписавшиеся, по соизволению советников отпускаемся в финскую землю со всеми слугами, и надо поспеть нам для размены, как здесь договорились, и обязываемся сим письмом и все за паролем кавалерским, если не будет размены, то мы должны быть в прежнем аресте и возвратились назад; подкрепляем руками и печатями».

В качестве наказания король дал жесткое распоряжение не отпускать на обмен тех русских, за которых в тех или иных ситуациях давал ручательство князь Долгорукий.

Пленникам, которым удавалось вырваться на свободу, предстояло пройти еще несколько процедур, прежде чем они могли вернуться к родным. Прежде всего властей интересовали обстоятельства пленения и побега. Кроме того, бывшие пленники рассматривались в качестве важных, а иногда и единственных источников сведений о состоянии дел противника, о его военной силе и планах, о настроениях в обществе. В соответствующих канцеляриях записывалось практически все, о чем рассказывали беглецы. Многое из сообщенных ими сведений можно отнести к преувеличениям и домыслам, но при совпадении с данными других источников ценность их была высока. Так, безусловный интерес вызвали показания жителя Олонца Дмитрия Попова, который вместе с товарищами по работе (семь человек) в августе 1713 года бежал из Стокгольма. По его словам, на тот момент шведскую столицу обороняли только 1000 королевских гвардейцев. Он также передал очередные слухи о смерти короля, о военных действиях генерала Любекера, о наборе рекрутов в финскую армию, куда «не берут только стариков, которые служить не могут и пашут землю». Его же соратник по побегу, слуга генерал-майора Чернышева Григорий Козьмин, сообщил и вовсе сенсационное известие о том, что весной «мещане с прочими подлыми людьми» в Стокгольме хотели поднять бунт и уничтожить членов Королевского совета за то, что они выступают против заключения мира «с царским величеством». Это, по его словам, стало основной причиной того, что из столицы вывезли в разные провинции высокопоставленных русских пленных.

Более важными, так как подтверждались другими информаторами, были сведения о шведском флоте, сообщенные явившимися 19 декабря 1713 года в Канцелярию Правительствующего Сената одиннадцатью пленниками, бежавшими из Стокгольма в Курляндию. Они же рассказали, что во время русского похода на Або ^[55] многие из жителей этого города «убоявшись» уехали в Стокгольм, в котором население стали обучать обращению с оружием и военному строю.

И все же следует признать, что побег были чрезвычайно опасным и поэтому не частым способом освобождения из плена.

Обмен и отпуск «на поруки»

Другим способом досрочного выхода из плена, характерным для всех войн Средневековья и Нового времени, был обмен. В этом смысле Северная война не стала исключением. В текстах всех подписанных капитуляций всегда стояла фраза: «Пока не будут обменены». Стоит особо отметить, что на протяжении всей войны чаще всего инициатива по обмену пленными исходила от русского царя. Шведский король, молодой и самоуверенный, долгое время (дольше, чем это было оправдано обстоятельствами) чувствовал себя победителем и был категоричен в решении: никаких разменов с русскими до полной их капитуляции.

Показательно, что после трагической гибели короля в Норвегии 30 ноября 1718 года его преемница Ульрика-Элеонора сделала попытку интенсифицировать вялотекущие переговоры на Аландских островах, в том числе и по вопросу массового обмена пленными.