Столетняя война - Эжен Перруа Страница 24

Еще тяжелей для королевской власти была необходимость вставать в позу просительницы и даже попрошайки, чтобы получить эти скудные субсидии. В обмен за выплату кое-какого эда государство подтверждало старинные привилегии, даровало привилегии новые, освобождения от налогов, нередко массовые. Комиссары короля были вынуждены торговаться с населением; им было рекомендовано проявлять мягкость, снисходительность, смирение. В ходе этих нелегких переговоров утверждался — больше фактически, чем в качестве юридической данности, — принцип необходимого согласия податных людей и их представителей на выплату того или иного налога. Именно здесь ярко показали себя местные собрания — многолюдные, частые, не имевшие ни фиксированного состава, ни установленной процедуры; эти собрания и стали называть Штатами. Необходимость для государства любой ценой получить деньги приводит к тому, что обращение к Штатам становится почти обязательным, и никто не полагает, что король вправе уклониться от этого. О функционировании этих ассамблей и об их составе известно мало; решающую роль играли собрания «добрых городов». Похоже, что первыми стали собираться ассамблеи на местах: только в 1343 г. возникнут первые Штаты, которые историки, несколько предвосхищая события, квалифицируют как Генеральные, хотя соберутся на них только депутаты с Севера и из центра королевства, то есть из той его части, которую вскоре, в противовес Лангедоку (к которому всегда обращались отдельно), станут называть Лангедойлем. Смелея по мере того, как центральная власть позволяла почувствовать затруднительность своего положения, эти собрания требовали разорительных компенсаций. В 1337 г. собравшиеся в Понт-Одемер нормандские Штаты, сославшись на Хартию нормандцам 1315 г. ^[48], вообще отказывались платить субсидии. В конечном счете они согласились сделать скудное добровольное дарение при условии, что будут подтверждены их свободы и дарованы грамоты с привилегиями. Через два года нормандские депутаты воспротивятся повторным требованиям принца Иоанна, будут долго рассуждать и наконец заставят центр точно указать их финансовые привилегии — к большому ущербу для королевской казны. В 1340 г. знать бальяжа Вермандуа поставит еще более жесткие условия: сборщиков налогов будут выбирать сами сеньоры; деньги пойдут на оплату только тяжеловооруженных конников из данной провинции; со дня роспуска королевского оста сбор прекратится. Если даже податной человек соглашался лишиться какой-то суммы, он ограничивался оплатой краткосрочного летнего похода, не догадываясь, что война уже приобрела новое обличье.

Эта неуверенность в завтрашнем дне отчасти объясняет, почему военные приготовления в 1337-1338 гг., то есть накануне войны, были столь медленными и малоэффективными. Но извиняет ли она известную вялость в дипломатической сфере — в объединении друзей Франции против проанглийской коалиции? Не то чтобы Филипп пренебрегал этой задачей, но образцового рвения здесь он не проявлял; коалиция его союзников будет явно слабей сплоченной группировки противников. Однако все-таки в Нидерландах у него были старые друзья: Людовик Неверский, граф Фландрский; Иоанн Люксембургский, он же король Чехии. Не будучи больше в состоянии рассчитывать ни на Эно, ни на Брабант, он покупал союзы с епископом Льежским, с графом Цвейбрюккенским, с Генрихом Баварским, с городом Камбре; хоть этот список союзников и выглядит внушительно, но они были разрознены, разобщены по сравнению с компактной группой противников. Больше повезло Филиппу на южных границах: здесь он начал переговоры с Кастилией и в декабре 1336 г. заключил союзный договор с Альфонсом XI, а значит, теперь в предстоящей войне мог рассчитывать на поддержку со стороны кастильского флота.

Наконец, чтобы ярче выразить вновь обретенную независимость от авиньонской курии, Филипп завязал переговоры с монархом, который уже более десяти лет как зарекомендовал себя заклятым врагом Иоанна XXII и Бенедикта XII. Речь идет об императоре Людвиге Баварском, закоренелом схизматике, отлученном, преданном анафеме. Действительно ли Валуа хотел вступить в союз с главой Империи, оказать ему помощь против Авиньона и просить его содействия против Плантагенетов? Сомнительно. Так или иначе, вяло протекавшие переговоры закончились ничем. Дело в том, что необходимую сумму безденежному баварцу уже предложил более расторопный и практичный Эдуард III. Не устояв перед блеском стерлингов, император 26 августа 1337 г. вступил в союз с королем Англии, поддержав всем своим авторитетом нидерландско-рейнскую коалицию, мощь которой выглядела опасной угрозой для королевства Франции.