Дегустатор - Уго Ди Фонте Страница 23

Я не писал несколько дней, потому что у меня кончилась бумага. Септивий не давал мне больше, пока не получил приказа от Фабриано. Сегодня бумагу принесли, так что я постараюсь быстренько описать все события, случившиеся за это время.

После убийств все в замке переменилось. Алессандро убедил герцога, что не предавал его, и был вознагражден комнатой Джованни и его посольской должностью. Тем не менее я не доверял ему, поскольку человек, перебежавший на другую сторону однажды, может сделать это снова. Поэтому я держался от него подальше. Томмазо перевели работать на кухню, а я погрузился в пучину отчаяния. Епископ хотел похоронить Агнес на погосте, однако я настоял, чтобы ее зарыли в землю на просеке, где мы провели вместе столько счастливых часов. Я ползал по разрытой земле, рыдая и выдирая на голове волосы, в точности как отец. Потом спел ее печальную песенку, хотя не понимал ни слова, и прижал к себе Агнес, чтобы вспомнить ее запах и тело. Я отрезал прядь ее волос… И снова зарыдал — о ребенке, которого мне так и не довелось увидеть. Тут пришел Чекки и сказал, что Федерико собирается ужинать.

Я послал Федерико подальше и заявил, что мне плевать. Пускай он посадит меня в темницу. Чекки сказал, что герцог так и сделает, и увел меня во дворец. Он велел мне спрятать слезы, поскольку они могли рассердить Федерико, но когда я попробовал каплуна под лимонным соусом, горе переполнило мою душу. Чекки что-то шепнул Федерико. Тот поглядел на меня и сказал:

— Я не знал, что Джованни убил твою amorata [36], Уго. Он злой человек, и ты будешь отомщен.

— Grazie, — прошептал я сквозь слезы. — Mille grazie!

— Есть боль, которую время не лечит, — сурово произнес Федерико, обращаясь ко всем присутствующим за столом.

Все как один кивнули, восхваляя его мудрость. Федерико повернулся ко мне и добавил:

— А потому прекрати рыдать!

И впился зубами в кусок мяса.

Лицо Агнес являлось ко мне во сне и наяву. Ее голос звал меня из-за колонн и дверей. Я зажигал свечи в соборе Святой Екатерины и молил Бога простить меня за ту роль, которую я сыграл в убийстве Пии и ее близких, поскольку был уверен, что Агнес погибла за мои грехи.

Я погрузился в отчаяние и лишь значительно позже заметил, что незнакомые мне слуги называют меня по имени и спрашивают, хорошо ли я спал. Они делали мне комплименты, говорили, что я хорошо выгляжу, предлагали свои услуги и просили моего ходатайства перед Федерико. Как-то утром новый повар Луиджи, сутулый мужичок с козлиной бородкой, взял меня за руку и прошептал:

— Клянусь жизнью, я никогда не сделаю ничего такого, что могло бы повредить герцогу Федерико или вам.

— Они думают, тебя спасло чудо, — фыркнул Томмазо. — Знай они, что ты их разыграл…

— Но ты же им не скажешь! Если все будут меня бояться, они оставят попытки отравить Федерико.

Томмазо сложил руки на груди, а потом развел их в стороны, показав мне язык, трепетавший, как флаг на ветру, тем самым давая мне понять, что он не способен хранить секреты. Только тут я понял, что именно его глаз я видел в стене. Он шпионил для Федерико! Именно поэтому подавальщики с первых же дней предупреждали меня, чтобы я держал с ним ухо востро. И именно поэтому он предупредил меня, чтобы я не старался сблизиться с Федерико. А кроме того, именно так он узнал, что пирожное Джованни было отравлено. Я не сказал ему, что все понял. В отличие от него я умею хранить тайны.

Томмазо стукнуло пятнадцать, он становился выше с каждым днем. Ему не нравилось работать на кухне — он вечно чихал от специй, — но он был мне нужен, так что я попробовал к нему подольститься:

— Когда-нибудь ты станешь шеф-поваром Федерико!

— И тогда Миранде придется относиться ко мне с уважением, — заявил он в ответ.