Адмирал Нимиц - Элмер Б. Поттер

Своей чрезмерной, почти болезненной осторожностью адмирал Нимиц обязан печально известному спору между Уильямом Сэмпсоном и Уинфильдом Шли, который имел место в то время, когда Нимиц был кадетом Военно-морской академии. Это публичное противостояние привело в замешательство всех, кто был связан с военно-морским флотом и надолго испортило репутации как контр-адмирала Уильяма Сэмпсона, так и коммодора Уинфильда Шли. Молодой Нимиц, потрясенный этими безобразными препирательствами ^[1], не имевшими ничего общего с понятиями о чести, дал себе клятву, что подобного публичного копания в грязном флотском белье не произойдет, если он когда-либо займет должность, благодаря которой сможет не допустить этого. В течение всей своей последующей жизни адмирал избегал публичного выяснения отношений и, по мере возможности, предотвращал споры — особенно если скандал касался личностей. Он делал все возможное, чтобы защитить чувства и репутации своих подчиненных, даже если кто-нибудь из них обнаруживал свою профессиональную несостоятельность.

Адмирал Нимиц осуждал «мемуарную лихорадку», охватившую многих офицеров, участвовавших во Второй Мировой войне, особенно если их воспоминания затрагивали честь других офицеров или провоцировали публичные споры. Сам он не написал своей биографии и не разрешал писать ее, пока был жив. Даже в частных письмах он неукоснительно воздерживался от критики или всего, что могло бы рассматриваться как основание для критики. Здесь надо сделать оговорку. Во время войны в своих письмах жене адмирал часто позволял себе «выпустить пар», выразив раздражение поведением или недобросовестностью некоторых своих сослуживцев. Но миссис Нимиц понимала, что эти строки предназначены только для ее глаз. «Это было для него своего рода отдушиной», — говорила она. Чтобы быть уверенной в том, что содержание писем никогда не станет достоянием гласности, она сожгла их все — кроме самых вежливых и любезных.

Адмирал Нимиц говорил своему другу Эндрю Гамильтону: «Люди спрашивают, почему я не пишу воспоминаний. Я всегда отвечаю, что историю должны писать профессиональные историки. Коммандер ^[2], прошедший войну, вероятно, слишком подвержен личным переживаниям, чтобы нарисовать объективный портрет — свой и своих коллег. Его пристрастные суждения могут задеть тех, с кем вместе он служил».

Заботясь о будущем биографе, Нимиц тщательно собрал свои бумаги и позаботился о том, чтобы они отправились на хранение в военный архив отделения истории военно-морского флота в Вашингтоне (округ Колумбия), поручив документы заботам контр-адмирала

Эрнеста Эллера, бывшего в то время руководителем отделения. В январе 1965 г. адмирал дал два пространных интервью Джону Мейсону, представлявшему проект устной истории ^[3] Колумбийского университета, однако не разрешил записывать свои ответы на магнитофон. Мейсон сделал подробные записи в блокноте, а затем поспешно отправился в гостиницу и там воспроизвел интервью, записав его на магнитофон, постаравшись передать слова адмирала точно и подробно.

Вскоре после смерти адмирала Нимица в 1966 году адмирал Эллер заинтересовал выдающегося историка Аллана Невиса, предложив ему написать биографию Нимица. Невис начал исследовательскую работу (в качестве ассистента был привлечен К.М. Нельсон), когда его поразила болезнь, от которой Невис уже не оправился.

В 1969 г. Военно-морской институт США учредил свою собственную программу устной истории под руководством Джона Мейсона. В качестве своего первого проекта Мейсон избрал дальнейший сбор материалов для биографа Нимица — кто бы ни стал этим биографом. Мейсон начал с беседы с Честером Нимицем и его женой Джоан в их доме в Коннектикуте. Честер высказал мнение, что время для написания биографии его отца пришло, однако сообщил Мейсону, что окончательное разрешение на проведение такой работы зависит только от его матери, миссис Честер Нимиц.