Осада Монтобана - Жюль Ковен Страница 21

В эту минуту явился ещё один человек, или скорее тень, так скоро и тихо он материализовался у калитки, практически на ходу вложив ключ в замок. Но прежде чем этот человек вошёл, он бросил вокруг быстрый взгляд. Луна освещала сражающихся.

— Чёрт побери! — закричал последний незнакомец, бросаясь к сражающимся. — Носильщик, извозчик и лодочник дерутся!.. Моё промедление было бы причиной славной катастрофы... Эй, товарищи! Перестаньте! Здесь все свои! В навоз варёного рака!

Последняя фраза, очевидно, была условным паролем, потому как трое замаскированных тотчас опустили оружие. Увидев же того, кто говорит с ними, они вложили кинжалы в ножны. Бледный свет луны позволял рассмотреть подробно этого человека. Он был долговяз, неловок и костляв. Лицо его было узким и худощавым, длинный нос угрожал подбородку, а серые и подвижные глаза вертелись во все стороны. Рыжие, растрёпанные волосы и такие же, похожие на пламя, усы и борода придавали его смуглым чертам дьявольское выражение, не согласовывавшееся с весёлой улыбкой, обнажившей безупречные зубы. Костюм его был крайне прост, у него не было ни шляпы, ни колета, ни обуви. У его рубашки недоставало воротника, а разорванные панталоны лохматились во многих местах. Но это объяснялось легко, ибо наружность этого человека вполне соответствовала такой одежде — обычному костюму нищего. Его сухощавая и костлявая рука сжимала эфес рапиры, конец которой был красен от крови.

— Скорее! — сказал он. — Я сбил с толку тех, кто преследовал меня... Вас ждут.

Калитка наконец отворилась. Трое замаскированных незнакомца с любопытством рассматривали друг друга. Нищий, которого это любопытство, по-видимому, забавляло, судя по его лукавой гримасе, запер за ними дверь тройным оборотом ключа. Он повёл их в сад, они не произносили ни слова. Дойдя до фонтана, возвышавшегося над внутренним фасадом дворца, человек с рыжими волосами закричал, как сова. Скоро на аллее, противоположной той, по которой они прошли, появилось странное существо. Оно было столь же толсто, сколь и длинно. Несмотря на то, что венчал его головной убор дуэньи, но лицо красное, а около подбородка синеватое, не имело ничего женского.

— Вот и вы наконец, Поликсен! — сказало это существо басом и нахмурив густые брови. — Вы должны были находиться здесь за час до этих господ и переодеться кухаркой.

— Мне помешали, мой милый, — отвечал рыжий Поликсен.

— Да, ваша отвратительная страсть! — продолжал бочонок, переодетый женщиной. — Вы не можете видеть юбки, чтобы не пуститься за ней в погоню! Из-за своих шалостей, вы расстроили квартет, придуманный его высочеством, чтобы обмануть шпионов. Вы ответите ему за это.

— Чёрт побери! — с самым чистым провансальским произношением заворчал обладатель окровавленной шпаги. — Дом ^[4] Грело видит не дальше своего носа. Не запаздывайте-ка лучше к своей бутылочке, как я запоздал нынче ночью к своим юбкам.

— Бесстыжий негодяй! — вскричала мнимая дуэнья, закатывая глаза.

— Прошу не говорить двусмысленностей маркизу Поликсену Рюскадору, который проткнул бы вас, как репу, не будь вы аббатом. С вашим-то бочонком вместо живота вы навсегда потеряли бы вкус к выпивке, столкнувшись с засадой, из которой только моя геркулесова рука и мои оленьи ноги вырвали меня нынешней ночью... Нюхните-ка!

Он сунул толстяку под нос свой клинок.

— Бру!.. — фыркнул, содрогаясь, дом Грело.

— Иголка проткнула, чтобы нитка прошла! Я это подробно объясню его высочеству. Проводите любезных гостей, мой милый, и перестаньте дрожать. Я сейчас её сполосну.

Он ткнул рапирой в дёрн, мокрый от росы.

— Прощайте, господа, я бегу в людскую и явлюсь на свидание с прелестной Дульсинеей. Пятиминутное затмение и полное превращение.

Этот Рюскадор говорил с южной беглостью, которая позволяла ему произносить целую фразу вместо простого слова в обыкновенном разговоре. Действия его были так же стремительны, как и слова. Широкое открытое пространство до одного из павильонов, возвышавшихся у главного корпуса дворца, он пересёк быстрее, чем мелькает силуэт в волшебном фонаре. Дом Грело, привыкший к длинной одежде, довольно проворно для своего смешного наряда провёл трёх замаскированных незнакомцев в тенистую аллею, на восточном конце которой был фонтан, похожий на пальму. Причудливые украшения в форме сосулек верой и правдой служили и без того прочной репутации архитектора Дебросса.

У бассейна ждал человек довольно массивной наружности — массивной для стягивавшего его щегольского корсажа и кокетливой красной шёлковой юбки. Чепец и костюм испанской горничной скрывали мужчину, хотя лица его не было видно под бархатной маской.

— В навоз варёного рака! — произнёс он торжественно, делая три шага навстречу подходившим.

— А лилию возносим похвалам! — отвечали в один голос рыночный носильщик, извозчик и лодочник.

Услышав голоса друг друга, каждый вздрогнул.

— Да! Вы немного знакомы меж собой, — сказал, смеясь, человек, одетый камеристкой, — снимите маски!

Они поспешно повиновались.

— Анри! Урбен! Мои братья! — закричал носильщик.

— Робер! Урбен! — закричал извозчик.

— Да, граф, да виконт, да, кавалер де Трем, а я просто Месье ^[5] в юбке камеристки, — сказал Гастон Орлеанский, продолжая смеяться.

В самом деле, это был брат Людовика XIII, неугомонный и легкомысленный герцог Орлеанский, нарядившийся в женское платье. Он имел серьёзную причину отказаться на время от колета и панталон. После ареста Пюилорана кардинал Ришелье, для того чтобы постоянно наблюдать за Гастоном, ничего лучше не придумал, как совершенно переменить весь его штат. От канцлера до секретаря, от первого камер-юнкера до последнего лакея были назначены люди, исключительно преданные великому министру, «кардиналисты», постоянно подслушивавшие и в кабинете, и даже в спальне принца. Герцогу Орлеанскому было известно, какими шпионами он окружён, и эта уверенность сдерживала его тягу к заговорам до тех пор, пока он не изловчился ввести в свой дом пару нужных людей. Его капеллан сделался подагриком, и герцог получил дозволение взять на его место дома Грело, капуцина, которому Ришелье препоручил когда-то приорат, а затем отнял за невоздержание. Искусно воспользовавшись страстью своего брата к охоте, Гастон жаловался, что сам-то он, будучи французским принцем, даже не имеет сокольничьего. А так как адепты этого благородного искусства становились редкостью, Людовик XIII не нашёл ничего, вернее, никого лучшего и предоставил в распоряжение своему брату Поликсена Бозона Рюскадора, настоящего маркиза, но разорившегося игрока, развратника и забияку, но, по мнению короля-охотника, последнего дворянина, умевшего воспитывать балабана и голубятника. Его величество охотно оставил бы для своего охотничьего двора Поликсена, который явился к королю с рекомендацией герцога д’Эпернона. Увы! Бозон Рыжий своей оригинальной наружностью возбудил насмешки кардинала. Бозон обиделся, он сердился на его преосвященство ещё и за одно неприятное приключение и отвечал кардиналу довольно дерзко. Арман дю Плесси вспомнил, что сей молодой Давид хотел поступить с ним, как с Голиафом. На другой день Рюскадора нашли перед Луврскими воротами без чувств от палочных ударов, и никто не сомневался ни минуты, кому он был этим обязан. Гастон Орлеанский узнал об этом приключении, и оно внушило ему мысль потребовать сокольничьего. Почти уверенный, что его слабый брат воспользуется этим случаем, чтобы освободиться от человека, прогневавшего кардинала, Гастон был рад привязать к себе отъявленного врага его преосвященства.