Сын Красного корсара - Эмилио Сальгари Страница 21

— Исправлюсь со временем.

— Вы, пожалуй, уже стары для этого.

— Флибустьеры всегда молоды. Испанцы об этом знают.

— О, я этого не отрицаю, дружище! У вас всегда в груди горит огонь.

— Только вот ваших ног нет.

— Ну, так что мы теперь будем делать, дон Баррехо? — спросил граф.

— Что касается меня, то я бы позавтракал, — сказал Мендоса. — После этой гонки у меня разыгрался акулий аппетит.

— Пока что удовольствуйся своей трубкой, — посоветовал граф. — Если не поможет, затяни потуже пояс.

— Хороший совет, — согласился гасконец.

— Только он никого до добра не доведет, — пробурчал Мендоса. — Вот и займитесь его применением на практике.

— Вы ничего другого не можете предложить, дон Баррехо? — спросил граф.

— Могу: давайте ляжем в эти свежие травы и будем отдыхать до утра.

— А кайманы? — спросил Мендоса. — Совсем недавно вы очень боялись этих животных.

— Они далеко отсюда, а потом мы же не будем закрывать глаз.

— Поскольку нет ничего лучшего, придется выполнять этот совет, — сказал граф и повалился в траву, с видимым удовольствием вытягивая ноги. — Уже двое суток, как я и этот вечный ворчун не отдыхали. Не так ли, Мендоса?

— Может быть, и больше двух суток, — проговорил Мендоса, подражая графу.

Гасконец внимательно поглядел во всех направлениях, потом встал на колени, приложил ухо к земле, внимательно прислушался, а потом в свой черед вытянулся в траве, объявив:

— Ничего, мы можем отдыхать.

Но закрыть глаза было нелегко.

Непрерывно рокотали крупные жабы, и рокот их становился все громче; кайманы во всю старались подражать им, а лягушки соревновались между собой в силе своего исступленного посвистывания, как будто все они договорились помешать Мендосе вздремнуть хотя бы с четверть часа.

Было, однако, уже очень поздно, и рассвет вот-вот не замедлит явиться. На широте Мексиканского залива солнце заходит очень рано, но и восход не задерживается.

Летом в половине четвертого небо окрашивается первыми красками зари, и гаснут звезды.

Трое флибустьеров (поскольку и гасконца уже можно было причислить к рыцарям удачи) отдыхали пару часов, не прекращая напряженно прислушиваться, — из страха, что собаки полусотен могут застать их врасплох; и вот мрак начал редеть.

— В дорогу, сеньор граф, — сказал гасконец, быстро поднимаясь. — Я попытаюсь сориентироваться.

— Исправилась буссоль в вашем мозгу? — рассмеялся Мендоса.

— Солнце займется ее проверкой, — парировал искатель приключений.

— Надеюсь, что светило будет хорошим механиком.

— Увидите, приятель.

Они уже собирались отправиться в путь, когда услышали выстрел; стреляли где-то вблизи.

— Полусотня! — подскочил Мендоса.

— Которая стреляет из своих алебард! — заметил с улыбкой гасконец. — Я-то полагаю, что это подходит наш завтрак. Сеньор граф, у вас есть знакомые среди буканьеров?

— Ну, если не меня, то по крайней мере трех корсаров они хорошо знают: Красного, Черного и Зеленого.

— Из этой аркебузы наверняка стрелял буканьер.

— Пошли его искать, — ответил сеньор ди Вентимилья.

Они бегом продрались через густой кустарник и, оказавшись на его окраине, заметили стоящего посреди поросшей травой поляны плохо одетого мужчину, скорее уже пожилого.

На нем был кожаный передник, а голову прикрывала широкая фетровая шляпа; он стоял возле умирающего гигантского дикого быка. Увидев чужих, охотник отступил на несколько шагов и угрожающе крикнул:

— Кто вы? Отвечайте или я перестреляю вас, прежде чем вы сумеете ко мне приблизиться!

— Мы флибустьеры, переодевшиеся в испанцев, — ответил граф на чистейшем французском языке, потому что именно на нем раздалась угроза. — Я сын Красного корсара и племянник Зеленого и Черного.

— Черного корсара! — изумился буканьер, выронив аркебузу и подаваясь вперед. — Того самого вожака, который вместе с Граммоном, Лораном и Ван Хорном взял Вера-Крус? Я дрался под его началом! Громы и молнии Бреста! Сеньор, я к вашим услугам! Приказывайте!