История княжеской Руси. От Киева до Москвы - Валерий Шамбаров Страница 21

Покидая страну, увели тысячи пленников. Хотя они предназначались не для рабского труда и не для продажи. Нет, Ярослав Мудрый задумал очередное большое дело. На Левобережье Днепра путь печенегам преграждали несколько линий крепостей, а на Правобережье — всего одна. Государь наметил строить еще одну, по р. Рось. Рубежи отодвигались на 60–90 км южнее, осваивались новые плодородные земли. Здесь возводились крепости Корсунь, Богуслав, Юрьев. Города надо было заселить, и как раз сюда направили поляков. Живите, трудитесь, служите новой родине.

Конечно, желания переселенцев никто не спрашивал. Но им в общем-то и в обиде быть не приходилось. Можно даже сказать, что уведенным на Русь повезло. Потому что Польша рухнула в полнейшие безобразия. Бесприм на престоле не удержался. Как только русские ушли, его убили заговорщики. Вернулся Мешко II, но теперь он вовсю заискивал перед немцами, в 1033 г. заключил с императором новый договор, признал себя вассалом, отдал дополнительные земли на западе. А это возмутило польских аристократов, поднялись бунты. Мешко скоропостижно помер, то ли от стресса, то ли помогли, его наследника Казимира вельможи выгнали.

Но тут же передрались между собой. Причем в выигрыше оказалась языческая партия, у нее имелась «идея». Объявляли, что христианство — «немецкая» религия, и великий герой Болеслав Храбрый как раз и намеревался от нее избавиться, да не успел. Князь племени мазовшан Моислав сделал язычество своим знаменем. Почему бы ему не надеть польскую корону? Другие аристократы не испытывали ни малейшего желания подчиняться Моиславу, зато к нему потянулось простонародье, мелкие феодалы, чем-либо обиженные аристократами. Польша уже 70 лет прожила в христианстве, но выяснилось, что язычество живо-живехонько. Оно забурлило повсюду, да еще в самых жутких формах.

Полыхали и рушились храмы, сооружались капища. Какие-то обряды уже и забыли, но что-то помнили. А что не помнили, с ходу придумывали. И в первую очередь — тащили к капищам христиан. Тащили женщин, подростков, детей из захваченного селения или замка, когда перебили мужчин-защитников. Какая разница, христиане или такие же полуязычники? Жили во владениях противника, значит, христиане. Растягивали на валунах алтарей голые тела, орущие и дергающиеся от ужаса. Не пойми откуда взявшиеся бесноватые ведуны вздымали скрюченные руки к небу, выкрикивали имена древних божков. Взмахи ножей потрошили плоть, землю пакостили вывалившиеся внутренности, а к алтарям вели следующих. Коптили палеными кусками мяса жертвенные костры, собравшаяся толпа пьянела от крови, от человеческих мучений, заходилась в возбужденных плясках…

Из Польши хлынули беженцы в разные стороны, в том числе на восток. Их принимали, люди были нужны. Великий князь расспрашивал приехавших в Киев польских рыцарей, воинов, определял на службу по их достоинству. Сравнивал — до такого, как у них, Русь все же не доходила. А почему? Причина выглядела очевидной. Удержала Веру, не отдала на поругание. Ярослав вспоминал, как подавлял мятеж под Суздалем. Пожалуй, назревало то же самое. Своими глазами видел сожженные селения, изуродованные трупы. Но сравнение с Польшей убеждало и в мысли, что нельзя насаждать христианство силой. Надо, чтобы люди сознательно, собственной душой обращались ко Христу. Православие должно быть их собственной Верой, тогда от него не отступят.

Урок Польши приводил и к другому выводу: внутренняя смута страшнее любого внешнего врага. Пока едины, неприятеля можно отразить, переиграть, выгнать. А «всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякой город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Матф. 12, 25). Не зря же о такой опасности предостерег Сам Господь. Но поняли это еще не все. Теперь тревожная информация стала поступать из Пскова. Рядом с Судиславом появились крамольники, покинувшие Киев с Болеславом, сейчас-то им и с Польшей пришлось распрощаться. Дорожку к брату проторили и византийцы. С Мстиславом не удалось, так есть еще один. А Судислав, даром что трус, поддался.

Завидовал старшему брату, его успехам, богатству. Повел тайные переговоры о союзе с Брячиславом Полоцким. Больше прощать Ярослав не стал. Сколько можно? В 1034 г. пресек измену на корню, взял брата под стражу. В тюрьму не посадил, распорядился содержать прилично (в тогдашней тюрьме-порубе выжить 24 года, как получилось у Судислава, было невозможно). Но свободы лишил, а Псков подчинил Новгороду. Город слишком обособился от общерусских дел, пускай новгородцы подтянут его к своему уровню.

А в 1036 г. скончался брат Мстислав. Поехал на охоту, занемог, и уже не оправился. Не стало простодушного богатыря, наломавшего столько дров, но потом верой и правдой служившего Руси. Украшал Чернигов, возводил величественный собор Спаса. Был грозой для печенегов. Их ханы то и дело пробовали на прочность русские границы, за 21 год летописи отметили 16 войн![60] Но Мстислав за всю жизнь не знал ни одного поражения в боях! Великий князь мог спокойно ехать по делам в Новгород, Псков, покорять эстов — на юге оставался его брат. Степняки, раз за разом получая взбучку, присмирели, несколько лет вели себя тихо.

Единственный сын Мстислава умер раньше отца. Левобережье Днепра и Тмутаракань перешли под непосредственное управление великого князя. Ему-то пресечение рода не угрожало. Любимая Ирина дарила ему все новых детей. За Владимиром родились Изяслав, Анна, Святослав, Всеволод, Анастасия, Елизавета, Игорь, Вячеслав. Но Ярослав не спешил рассылать сыновей на княжение, как делал его отец. По себе знал, как это бывает. Самостоятельность, конечно, хорошая школа. Но чему можно научиться на окраинах? Ездить по лесам собирать подати, решать мелкие споры между селами? Помнил и то, как руководили им приставленные дядьки, как окручивало его, несмышленыша, ростовское боярство, потом новгородское. Ведь так же окручивали и Мстислава, Святополка Окаянного…

Нет, сыновьям надо подольше побыть вместе, одной семьей, тогда и мыслей не возникнет поднимать меч на брата. А настоящее княжеское воспитание удобнее организовать при дворе. Государь следил, чтобы его дети получили достойное образование. Они знали по несколько языков, даже дочери свободно владели греческим, латынью. Только в 1036 г., когда старшему, Владимиру, исполнилось 16, Ярослав решил, что пора доверить ему самостоятельность. Куда назначить? Ясное дело, в Новгород. Новгородцам будет лестно, что у них княжит наследник, они станут для Владимира лучшей опорой, а школа ему выпадет трудная, но нужная. Ярослав сам повез сына сажать на престол. Городу честь оказать, а заодно подсказать что к чему. При нем бояре не будут лукавить, закидываться перед молодым князем на лишние права. Накопились и другие дела: надо было выбрать новгородского епископа, узнать, что в Пскове делается.

Но сопредельным державам укрепление Руси было совсем не по сердцу. За всем, что творилось в стране, цепко присматривали чужие глаза. Вот и сейчас они четко оценили выгодную ситуацию: непобедимого Мстислава больше нет, черниговцы недовольны приездом к ним киевских наместников, а Ярослав отправился на север… Операцию организовывали не печенеги, это был не из уровень. Авторы грамотно рассчитали, сколько нужно времени великому князю, чтобы доехать до Новгорода, оторваться подальше от столицы. По степям снова сработала рука опытных дипломатов, будоража кочевников. Ничто не предвещало грозы. У русских с печенегами был мир, он ничем не нарушался. Но так же, как когда-то на Альте поднялись вдруг все кланы, забыли взаимные счеты и без всякого повода понеслись на Русь.