Рюрик - Евгений Пчелов Страница 20

Если имя «Избор» является эпонимом города Изборска, имя «Владимир» представляет собой традиционное славянское имя, а имя «Столпосвят», хотя и кажется искусственным, но также построено по образцу славянских имен, то имя жены Вандала Адвинды было известно Татищеву из поздних иностранных источников. Так, по его же утверждению, «король шведский Галдан женат был на дочери Енвинда, короля Гордорики», и это упоминание как бы подтверждает достоверность «Иоакима» ^[55]. Сама же история с Гардориком и Гунигаром, как уже отмечалось, восходит к ситуации Рюрика с Аскольдом и Диром ^[56]. А трое сыновей Вандала очень напоминают летописную троицу — Рюрика, Синеуса и Трувора, только в другой последовательности. Два брата умирают, а третий принимает власть «на всей земли», буквально повторяя соответствующий текст «Повести временных лет». Аналогия становится еще более очевидной, если учесть, что Трувор княжил в Изборске — городе, от названия которого и произошло имя мифического наследника Вандала.

После смерти Владимира и его матери Адвинды, продолжает «Иоаким», «княжили сынове его и внуки до Буривоя, иже девятый бе по Владимире, имяна же сих осьми неведомы, ни дел их, разве в песнех древних воспоминают». Буривой, судя по «Иоакиму», был выдающимся воином. Он воевал с варягами, побеждал их и овладел Бярмией до реки Кумени. На этой реке он был побежден, едва спасся, ушел «во град Бярмы», стоявший на острове, где и умер. Варяги же захватили Новгород и возложили тяжкую дань на славян, русь и чудь.

Имя Буривоя (или Борживоя) известно славянским источникам, только не восточным, а западным. Так звали уже упоминавшегося чешского князя, сына Гостивита, о котором писал, в частности, Козьма Пражский. Борживой первым из чешских правителей принял крещение. Его жену звали Людмила, она тоже крестилась, причем крестил князя и княгиню не кто иной, как святой равноапостольный Мефодий, один из просветителей славянства. На связь имени Буривоя и Борживоя уже обращалось внимание ^[57]. Если к тому же добавить, что Иоакимовская летопись называет Гостомысла сыном Буривоя, а одна из дочерей Гостомысла, мать Рюрика, именуется там же Умилой, то чешский прототип этой генеалогии кажется не столь уж невероятным.

Бярмия (вернее, Биармия, Бьярмаланд), под которой Татищев подразумевал Пермь, представляет собой также древнескандинавский топоним. В настоящее время «земля бьярмов» локализуется исследователями на побережье Белого моря ^[58]. Это название также не было известно древнерусским памятникам, и оно относится к тому же «типу» наименований, что Гардарики и Хунигард. Река Кумень (Кимень), упомянутая «Иоакимом», действительно существует. Более того, ее упоминание, как показал исследователь М. Горлин, было чрезвычайно актуальным для татищевского времени. Дело в том, что именно по Кимени устанавливал русскую границу мирный договор со Швецией, заключенный в Або (Турку) в 1743 году и закончивший Русско-шведскую войну ^[59]. Упоминание этого названия, таким образом, совсем не случайно и отодвигает создание Иоакимовской летописи еще ближе к временам Татищева. Рассказ о Буривое заканчивается уже знакомой нам ситуацией. Как и в «Повести временных лет», варяги собирают дань со «словян» и других народов. Среди них в обоих текстах совпадает также чудь, но в Иоакимовской летописи присутствует русь и нет ни кривичей, ни мери.

Далее, опять-таки аналогично «Повести временных лет» и другим ранним летописям, происходит первое призвание князя. Только этим князем, по версии «Иоакима», становится Гостомысл: «Людие же терпяху тугу велику от варяг, пославшее к Буривою, испросиша у него сына Гостомысла, да княжит во Велице граде». Гостомысл пришел, принял власть, восстановил порядок, победил варягов и даже основал «во имя старейшего сына своего Выбора» город, то есть Выборг. Это известие столь же маловероятно для допетровской эпохи, как и упоминание реки Кимень. Хотя как крепость Выборг был основан еще в конце XIII века, он приобрел значение для России только в период Северной войны, завершившейся присоединением к империи Ингерманландии. Гостомысл, согласно Иоакимовской летописи, имел четырех сыновей и трех дочерей. Одни сыновья погибли в войнах, другие умерли, а дочери были выданы замуж за соседних князей: «И бысть Гостомыслу и людем о сем печаль тяжка…» Тогда Гостомысл пришел в «Колмогард» «вопросити боги о наследии», взошел на высокую гору, принес жертвы и обратился к вещунам, которые ответили ему, что боги обещали дать ему наследника от его рода. Но Гостомысл не поверил этому, потому что был уже стар и его жены не рожали. С тем же вопросом он обратился к вещунам «Земиголы», но получил тот же ответ. «Колмогард» — это снова древнескандинавское географическое название «Хольмгард», то есть Новгород. «Земигола» же — это Семигалия-Земгале, одна из латвийских областей. Так в «Иоакимовской истории» причудливо перемешаны названия из разных традиций и разных культур. Казалось бы, уже эти примеры показывают, что если Иоакимовская летопись и не была сочинена самим Татищевым, то, во всяком случае, была написана не раньше XVIII века и к древнерусской литературе и истории ни малейшего отношения не имеет. Но, увы, вера в этот источник до сих пор упорно сохраняется у некоторых любителей русских древностей.

Далее Иоакимовская летопись описывает сон Гостомысла: «Единою спясчу ему о полудни виде сон, яко из чрева средние дочере его Умилы произрасте древо велико плодовито и покры весь град Великий, от плод же его насысчахуся людие всея земли». Проснувшись, Гостомысл спросил вещунов о значении сна, и они истолковали его так, что наследовать Гостомыслу будут потомки Умилы и земля возвеличится их княжением. Перед смертью Гостомысл созвал старейшин «от славян, руси, чуди, веси, мери, кривич» и даже «дрягович», «яви им сновидение и посла избраннейшия в варяги просити князя». Этим князем и был Рюрике двумя братьями, основавший Новгород.

Сам Татищев указывает на прототип чудесного сна. Это история о рождении Кира Великого, приведенная у Геродота. Вот как она выглядит в оригинальном источнике: царь мидян Астиаг после брака своей дочери Манданы со знатным персом Камбисом увидел сон, «что из чрева его дочери выросла виноградная лоза и эта лоза разрослась затем по всей Азии. Об этом видении царь опять сообщил снотолкователям и затем велел послать в Персию за своей дочерью, вскоре ожидавшей ребенка. По прибытии дочери Астиаг приказал держать ее под стражей и хотел погубить новорожденного младенца. Снотолкователи-маги объяснили ему сон так: сын его дочери будет царем вместо него» ^[60]. Так и произошло — родившимся младенцем был персидский царь Кир Великий.

Исследователи Иоакимовской летописи находили и другие аналогии. Вот похожий древнескандинавский сюжет: жене норвежского конунга Хальвдана Черного Рагнхильд «снились вещие сны, ибо она была женщиной мудрой. Однажды ей снилось, будто она стоит в своем городе и вынимает иглу из своего платья. И игла эта у нее в руках выросла так, что стала большим побегом. Один конец его спустился к земле и сразу же пустил корни, другой же конец его поднялся высоко в воздух. Дерево чудилось ей таким большим, что она едва могла охватить его взглядом. Оно было удивительно мощным. Нижняя его часть была красной, как кровь, выше ствол его был красивого зеленого цвета, а ветви были белы, как снег. На дереве было много больших ветвей, как вверху, так и внизу. Ветви дерева были так велики, что распространялись, как ей казалось, над всей Норвегией и даже еще шире. Конунг Хальвдан никогда не видел снов. Это ему казалось удивительным, и он рассказал об этом человеку, которого звали Торлейв Умный, прося у него совета. Торлейв сказал, что, когда ему хочется узнать что-нибудь, он ложится спать в свином хлеву и тогда ему всегда снится что-нибудь. Конунг так и сделал, и ему приснился такой сон: будто у него волосы красивее, чем у кого бы то ни было, и они распадаются на пряди. Некоторые из этих прядей ниспадают до земли, некоторые — до середины голени, некоторые — до колен, некоторые — до пояса или бедер, некоторые — не ниже шеи, а некоторые только торчат из черепа, как рожки. Пряди эти различного цвета, но одна прядь превосходит все другие красотой, блеском и величиной. Конунг рассказал этот сон Торлейву, и тот истолковал его так, что у него будет большое потомство, которое будет править странами с великой славой, однако не с одинаковой, и тот произойдет из его рода, кто будет всех славнее. Люди думали, что эта прядь предвещала конунга Олава Святого» (Снорри Стурлусон. Круг земной. Сага о Хальвдане Черном. VI–VII/Пер. М. И. Стеблин-Каменского). Сыном Хальвдана и Рагнхильд был знаменитый норвежский конунг Харальд Прекрасноволосый (Харфагр), объединивший страну, а креститель Норвегии Олав Святой приходился Харальду праправнуком.